г. Брест. Девятая погранзастава.
Василий Сергеевич Нестеренко, директор ЧОП 'Фрида'
– Сергеич – Сашку. Гости.
– Кто?
– Пшеки. Джип с пшекской стороны. Кажется, Томек. Его номера.
– Кажется?
– Видно плохо. Процентов семьдесят – он.
– Сейчас буду.
Гляжу на часы. Четыре утра. Ночь не получилась. В смысле, поспать не получилось. С вечера пошушукались с лейтенантом и до утра готовили пшекам сюрпризы, так что если они теперь сунутся, мало не покажется. Атаку мотострелковую бригады на БТРах, а тем более с танками, конечно, не отбить. Но пару рот остановим запросто. И батальону рога пообламываем. Да и бригаде легко не дадимся. А если вспомнить, что за нашей спиной почти десять тысяч бойцов… Кровью умоются. Правда, мы тоже по уши измажемся. Лучше без осложнений обойтись.
Еще эта стрельба в час ночи. Кто стрелял, где, по кому? Ничего не понятно…
Только прикорнул – получите.
Кижеватов бежит в десяти метрах за мной. Одет по всей форме, и особо не мятый, похоже, вообще не ложился. Притормаживаю. Стрельбы нет, значит, секунда роли не играет, а всё-таки это его участок. Подозреваю, что быть Андрею комендантом в самом скором будущем. На ходу спрашиваю:
– Андрей, ты польский понимаешь?
– Не особо, но объясниться сумею.
– Тогда по-польски и говорим. Это нынешний твой коллега с их стороны. Уважим пана Кислинского.
От заставы до КПП километр с хвостиком, соответственно, укладываемся меньше чем в десять минут. Подходим к шлагбауму. Уже не подбегаем, подходим. Среди наряда – знакомые лица: Васька и Абрам. На мосту стоит джип. Сколько раз его видели, когда границу проходили. Почти у самого шлагбаума, метрах в трех с той стороны, Томек. Поручик Томаш Кислинский. Очень хорошо, что он. Морда знакомая, а главное – морда вменяемая. Полевая форма, кобура застегнута, другого оружия не видно. Несмотря на дождь, без плаща. Видимо, чтобы демонстрировать условную безоружность. При виде меня лицо расплывается в широчайшей улыбке. Буквально, от уха до уха. Но говорит по-русски:
– Сергеич, ты! А нам тут страшностей наговорили, сорок первый год, Советский Союз…
– Привет, Томаш. Правильно говорили. И Советский Союз, и сорок первый год. Знакомься, лейтенант Андрей Митрофанович Кижеватов. Командир местных пограничников. – Не хочется ему объяснять все сложности местной иерархии. Умному -достаточно.
– Дзень добры, – здоровается Андрей, – розумем трохэ по польску.
Томек с удовольствием переходит на родной язык. Лейтенант морщится, видно, что не все с лету понимает. Ну ничего, перескажу:
– Нам сообщили о появлении СССР из сорок первого года. Приказали избегать конфликтов и стараться вводить советских пограничников в курс дела. Решил съездить лично, так легче избежать стрельбы. Но я так понимаю, Анджей, что Сергеич вам обо всем рассказал. Я только еще раз подчеркну, что у меня приказ не воевать с вами. Польша – мирная страна.
Очень любит Томек высокие фразы, но сейчас я готов простить их оптом, сразу и на все времена. Просто гора с плеч. По крайней мере, сегодня войны не будет. Тем не менее…
– Советский Союз не агрессор, – лейтенант тоже мастер словесных построений. Правильно в общем, в случае любых конфликтов, ему выступать дипломатом, соответственно, нахватался. – Нам не нужна чужая земля…
– Томек, ты не в курсе, кто стрелял ночью? – лучше бы уйти от этого пафоса. А то от него так политикой воняет за километр, что можно 'договориться'. Томек вроде бы обычной польской истеричности не подвержен, и катынефилией не страдает. Но, береженного Бог стережет, а стереженного конвой бережет.
– Не могу знать. Это не на нашей территории. Где-то севернее, – поляк задумывается. – Возможно, где-то были недоразумения. Поэтому и предупреждают.
Он замолкает. Потом решается:
– Вроде, на севере бои с немцами из вермахта. Я сначала не понял, но если СССР из сорок первого, то и немцы могут быть… Матка боска! – улыбка пропадает с его лица. – Если Польша перенеслась в сорок первый, то на Западе нацистская Германия!
– Спокойно, Томек! – сразу сбиваю волну. – Немцы без зубов, армия у них была на месте твоей заставы. Неужели бравые жолнежи не надают по морде беззубому вермахту. На 'семьдесят вторых' против 'двоек'? И мы поможем. СССР, в смысле. Опять будем дружить странами! Рокоссовскому руку пожмешь. Хотел же!
Томаш немного успокаивается. Как хорошо, что поляк из него… необычный..
– Конечно, справимся. Спасибо, Сергеич! – видно, что офицеру стыдно прорыва своего генетического, наследственного страха перед нацистами. Чего стыдится, в ту войну больше, чем полякам, досталось, разве что евреям да белорусам. Но ему стыдно, поэтому меняет тему.
– Ефим Осипович тоже здесь?
– Нет. Еще вчера уехал.
Следует пауза. Говорить особо нечего. Стоять под дождем тоже приятного мало. Мы, конечно, не сахарные, не растаем. Но все равно… Томек вежливо раскланивается и собирается уезжать. Неожиданно вспоминаю, что должен сообщить обязательно.
– Чуть не забыл, Томек! У немцев в сорок первом были диверсанты из полка 'Бранденбург'. Вполне могут шариться по нашим тылам в красноармейской форме. Есть вероятность, что к вам могут выскочить. Поаккуратней с ними, это волки! Лучше всех подозрительных задерживайте до выяснения. И не стесняйтесь стрелять.
Поручик на несколько секунд задерживается, переваривая мысль. Потом кивает.
– Спасибо, Сергеич! Важное предупреждение!
– Слушай, Андрей, – обращаюсь к начальнику заставы, пока мы смотрим вслед уехавшему джипу – раз война с пшеками на сегодня отменяется, может погонять твоих бойцов по нашим методикам? Повысим уровень боевой подготовки, так сказать. Многому научить не успеем, но всё-таки. Как мыслишь?
– Почему нет? – пожимает плечами лейтенант. – Тревожная группа все равно без дела мается. Лишним точно не будет…
Москва, 'Лубянка'. Кабинет Берии.
Ефим Осипович Фридлендер, крупный бизнесмен
Представляете картинку. Наш, две тысячи десятый год. Российский пункт пропуска. Ну, допустим, на границе с Белоруссией. В полночь, вместо раздолбанного асфальта появляется шоссе с идеально гладким покрытием раза в три шире имеющегося, а потом подкатывает пепелац. К примеру, на гравитационной подушке. А за ним еще куча аналогичных пепелацев. Частью вообще таких же, частью грузовых, побольше любой привычной фуры раз эдак в надцать. Вылазят из этих транспортных средств ребятки в одежде неведомых фасонов с бластерами какими-нибудь в руках, и спокойненько так спрашивают наших погранцов: 'И какого хрена Вы в нашем две тысячи восьмидесятом году делаете? Ах, у вас тут Россия две тысячи десятого! Ну, тогда давайте мы поможем, чтобы Вас Африка сразу не захавала. Мы кто? А мы из Сибирской социалистической республики – две тысячи восемьдесят'.
