схватила ящик с инструментами и снова захлопнула дверь. Может, бардачок и был открыт — может, и бумажник из него торчал, но я даже знать этого не хотела.
Вернувшись, я увидела, что они подняли мой велосипед, а один щупает колесо.
Я опустила ящик на землю.
— Умеешь ездить? — спросил тот, который всего два вечера назад так легко поднял меня на плечи.
— Конечно, умею, — ответила я.
— Покажи.
Земля была довольно неровная, но я все-таки поднялась на заднее колесо и немного проехала. Ничего особенного. Пара небольших кругов. Даже стыдно показывать циркачам.
Поэтому я смутилась, когда те, кто отдыхал в пластиковых креслах, вдруг очнулись и уставились на меня.
— Альфред! — представился тот, кому мне, вообще-то, совсем не хотелось пожимать руку. Но что делать, если он уже ее протянул?
— Янис, — ответила я.
— Хорошо, Янис, — сказал один из акробатов. — Вези велосипед в шатер.
Он что, решил, что мой велик какой-то особенный? Ошибается. Маленькие подскоки на заднем колесе — вот и все, чему я его научила. А тут ему вдруг разрешили то, о чем, наверное, тайно мечтает каждый велосипед.
Альфред и акробаты положили доски на козлы и построили в манеже дорогу. Все они были длинноваты для моего велосипеда, но все-таки по очереди въезжали на одну доску, чтобы тут же ринуться вниз по другой. Вверх — вниз.
Сначала я просто сидела и смотрела, а потом мне захотелось попробовать самой. Я сделала обычные качели — положила доску на козлы — и въехала на нее, но когда добралась до середины, доска наклонилась, и я съехала вниз. Самое жуткое — сильный удар, когда доска наклоняется и опускается на другую сторону. Как будто тело выбрасывает сильная катапульта, и ты, как ракета, чуть не врезаешься в стенку шатра.
Прежде чем мне удалось справиться с этим номером, я упала столько раз, что даже считать перестала. Хотя время как будто остановилось. Я тренировалась и тренировалась, и никто не говорил, что пора заканчивать.
Домой я приехала довольно поздно. Но мама и слова не сказала, только посмотрела на мои рваные брюки и кровавые коленки.
— Что случилось, Янис?
— Ничего особенного, — ответила я. — Просто каталась на велосипеде.
На следующий день была суббота. В воскресенье «Цирк Варьете» должен был дать последнее представление в нашем районе. Как и всегда по субботам, встала я довольно рано. И мне очень хотелось еще немного потренироваться с велосипедом в манеже.
Мама и Зак еще спали, когда я вышла из дома.
Не успев дойти до пустыря, я встретила Альфреда. Он только что вышел из магазина на заправке с пакетиком в руках.
— Ты уже завтракала? — спросил он, помахав пакетом.
Я не завтракала, поэтому покачала головой.
Альфред жил один в вагончике. Мне там сразу понравилось. На стене висела большая картина с клоуном.
— Видишь, кто это? — спросил он.
— Ты?
Он засмеялся, возясь с чайником в уголке.
— Это Чарли Ривел. Стоит мне взглянуть на эту картину, как я снова вспоминаю, почему хочу быть клоуном. Никто не умел смешить людей, как он.
— Хорошо нарисовано, — сказала я, мне и вправду так казалось. Что-то особенное в глазах: они смотрят на тебя, где бы ты ни стоял. Я попробовала разные места: и когда я стояла у двери, и когда села на красный диван, взгляд Чарли следовал за мной.
— Как можно так нарисовать? — сказала я.
— Не представляю, — ответил Альфред и налил мне чаю. — Я купил ее на барахолке в Кракове.
— Это где? — спросила я. Я и не представляла, что такое жить в вагончике и все время быть в пути.
— В Польше.
— Ты там живешь?
— Иногда. Возьми еще бутерброд.
Я уже и забыла, что боялась его. И даже почти забыла про пятьсот крон. Альфред ел медленно и задумчиво.
Я и сама не заметила, как рассказала кучу разных вещей о себе. Еще он спросил меня, как я научилась ездить на велосипеде. Я засмеялась — все умеют кататься на велосипеде.
— Сначала маме приходилось бегать за мной и держать за багажник. Мне, наверное, было лет пять.
— У тебя остался тот велосипед?
— Не знаю. Может, в подвале.
Так мы и отправились ко мне домой. Чем ближе мы подходили, тем больше мне становилось не по себе. Но было еще рано, и во дворе только малыши раскачивали качели. Когда мы проходили мимо, они попросили, чтобы их подтолкнули, и Альфред раскачал их так, что они побледнели.
Потом мы ушли, не дожидаясь сердитых мамаш.
16. О расплате
Он был там, мой первый красный велосипед. За диваном и сломанными стульями. Альфред без труда достал его оттуда и хорошенько накачал: и с покрышками, и с клапанами все было в порядке.
— Пора ему подвигаться, правда?
Он сел на велосипед и поехал, прямо в подвальном коридоре. Выглядело это ужасно глупо: Альфред не помещался на седле и задирал колени выше ушей. Когда он уселся на багажник, я подумала, что велосипед не выдержит. Но он каким-то образом устоял.
— Сколько ты за него хочешь? — спросил Альфред, достав бумажник, который так хорошо был мне знаком.
— Нисколько, — быстро ответила я, стараясь не стучать зубами.
— Ну, пятьсот крон он точно стоит, — Альфред протянул мне купюру.
—
Альфред посмотрел на меня и наверняка заметил, что у меня стучат зубы. Так всегда бывает, когда я волнуюсь. Но, может, он подумал, что мне просто холодно в подвале.
Он спрятал бумажник, и я снова успокоилась.
И тогда мне стало хорошо, как никогда: мы были в расчете, Альфред и я.
Дети на качелях еще не оправились от шока и пускали сопли. Когда они увидели дядьку, который
