Я - Янис

Последний раз — самый последний! — я помогаю Заку. Наверное, из-за того, что вокруг было так темно, я заметила, как за качелями развевается подол ночной рубашки. А внутри рубашки — длинная худая старуха.

Если ей захотелось потанцевать — то почему не в своей квартире? Если кто-нибудь ее увидит, то подумают, что она сошла с ума!

Я полезла в окно — иначе пришлось бы разбудить маму. И уж поверьте, это был первый и последний раз! А если водосточная груба сломается, пока ты по ней спускаешься? Чтобы переломать себе кучу всего, второго этажа вполне достаточно.

Я опустилась — в целости и сохранности — на землю, а водосточная труба осталась на месте.

Подойдя ближе, я услышала, как Глория поет, расхаживая в ночной рубашке. Я хотела сразу же сказать ей, чтобы она немедленно шла домой, иначе простудится, а то и соседи вызовут скорую, чтобы сумасшедшую старуху поскорее забрали в психушку.

А потом я увидела, почему она так странно двигается и кажется еще выше, чем обычно. Она находилась в воздухе. Глория натянула веревку между качелями и лазалкой и танцевала прямо на ней! Поверх белой ночной рубашки она надела розовую кофту, а на голову — ту старую коричневую шляпу с пером. Она напевала грустную мелодию и держала в руках раскрытый зонтик.

Мне, скажу честно, понравилось то, что она делает — не каждый день видишь людей, которые танцуют на канате. На Глории была пара старомодных кед и серые шерстяные носки. Хотя канат провисал и раскачивался, она двигалась довольно уверенно. Только добравшись до лазалки, Глория заметила меня. Она красиво вскочила на перекладину, и я зааплодировала.

— Достаточно один раз научиться и… — радостно сказала она. Не знаю точно, что она имела в виду. Может быть, что если уж научилась танцевать на канате, то не забудешь никогда.

— Научить тебя? — спросила она и улыбнулась.

— Да-а… Хотя сегодня холодновато. — В свете звезд тонкие губы Глории казались совсем синими. — Давно ты на улице? — спросила я.

— Ну, давно или недавно… а что?

— Можешь заболеть.

— Заболеть? Я? Мы же завтра идем в цирк!

И она так же красиво вскочила обратно на канат, чтобы прошествовать обратно к качелям. Над головой она держала зонтик, хотя дождя не было, — наверное, просто для равновесия.

Неподалеку возникли чьи-то тени. Кажется, я услышала смех Адидаса. Если они еще не увидели Глорию, то вот-вот увидят. Одна из теней была похожа на моего брата.

— Глория! — прошептала я. — Нам надо домой, быстрее!

Ни с того, ни с сего бросать тренировку и сломя голову бежать прочь — это было не в ее стиле. Она медленно спустилась на землю, и я кивнула в сторону компании, которая приближалась к нам.

— Ты их боишься? — спросила она, удивленно взглянув на меня.

— Ну, пойдем! — прошептала я, потянув за подол, чтобы она пошла за мной.

— Веревка! — сказала она. — Надо забрать веревку!

— Я принесу ее потом! Обещаю! Главное, пойдем домой!

Но она заупрямилась и стала развязывать узлы. В темноте это было не так-то легко.

— Зырь, старуха гуляет в ночной рубашке! — это был голос Адидаса, тут же раздалось и его обычное ржание, как будто записанное на кассету.

Я поняла — скрываться поздно.

— Зырь, сеструха Зака! У вас чё, вечеринка в пижамах?

Сестра Линуса ткнула пальцем в мою сторону, а потом схватилась за живот и согнулась пополам.

Зак сбежал. Я посмотрела на наше окно — он как раз перелезал через перила балкона. Он удрал! На секунду мне показалось, что он шагнет в воздух и полетит на асфальт. Когда Зак скрылся в окне, я обнаружила, что Адидас разговаривает с Глорией.

Он спрашивал, ее ли веревка.

Глория ответила, что веревка ее, очень хорошая и дорогая, и что она долго ее искала.

— Старухам веревки не нужны, — сказал Адидас и достал нож. Одним махом он срезал веревку прямо под узлом.

Потом бросился ко второму узлу, нож сверкнул, Глория закричала — и вот он отрезал второй конец. Теперь с двух сторон болтались жалкие обрезки.

— Не трогай мою веревку! Она моя!

Голос Глории прозвучал глухо, она наклонилась, чтобы подобрать то, что осталось от ее каната. Но Адидас тут же подскочил к ней, и его ботинки оказались прямо у рук Глории.

Я бросилась к ней, схватила за руку и потащила за собой к подъезду. Нож сверкнул два раза, я не хотела, чтобы он сверкнул третий.

Когда мы добрались до квартиры Глории, она плакала. Я сходила на кухню и поставила чайник. Потом помогла Глории улечься в постель. Но сначала я надела на нее еще одну большую кофту прямо поверх розовой. А поверх одеяла постелила еще два пледа. Но Глория все равно дрожала так, что вся постель тряслась, как центрифуга.

— Выпей еще чаю, — сказала я и протянула ей кружку.

— Тебе надо согреться.

— Почему люди такие злые? — всхлипывала она. — Во все времена, ужасно, ужасно злые. Почему?

Я поняла, что она говорит не только об Адидасе. Она думала и о том кошмарном дне, когда убили ее папу. Когда деревенские жители забрали верблюда и весь цирк пропал.

— Почему? — рыдала она. — Что я сделала этому мальчишке? Почему он стал вредить мне?

— Не знаю, — ответила я.

Это была правда, я и в самом деле не знала, как становятся такими, как Адидас.

— Как можно вообще кому-то верить?

— Не знаю, — сказала я.

— И я не знаю… — вздохнула она.

— Хотя… Иногда… — сказала я и вышла во двор, чтобы подобрать веревку, которую Адидас бросил на землю.

Растрепанные концы были взъерошены, но веревка еще годилась для использования. Она, конечно, стала короче — Глории придется чаще поворачивать.

Глория закрыла глаза — может быть, она уже засыпала, когда я снова вошла в квартиру. По крайней мере, она не ответила, когда я спросила, не холодно ли ей. Господин Аль лежал у нее на животе. Я надеялась, что он хорошенько ее согреет.

По дороге домой я снова увидела два узла от веревки. Никто никогда не догадается, откуда они взялись. Никто, кроме меня, не знает, что кое-кто в нашем дворе умеет танцевать на канате. В тоненькой ночной сорочке, к тому же. Держа в вытянутой руке раскрытый зонтик. Старушка, которая в один счастливый момент обнаружила, что все еще умеет танцевать на канате. Старушка, у которой больше нет каната.

Не важно, что Зака не было рядом с Адидасом, когда тот резал веревку. Как раз в ту минуту он и должен был оказаться рядом! Тогда он и должен был взбунтоваться! А если не решился сейчас, то не решится никогда.

Стоя под своим окном и глядя на водосточную трубу, я поняла, что не смогу. Только не сейчас. Поэтому я поехала на лифте. И позвонила в дверь. Открыл, конечно, не Зак, а мама. Взъерошенная, сонная мама. Казалось, она не понимала, что это я.

Я быстро протиснулась мимо нее. Не хватало только, чтобы все любопытные соседи пооткрывали двери и уставились на нас.