Сторкада. А кое-кто даже истолковал внезапную смерть Бородатой Секиры как божественное деяние.
Наибольшей популярностью пользовалась версия о том, что меня сперли и тихо прирезали родичи или друзья Сторкада, не осмелившиеся бросить мне открытый вызов.
«Родичи и друзья», естественно, активно возражали. И спасибо им, потому что как раз один из таких незаслуженно обвиненных видел, как человека, похожего на меня, загрузили на кнорр норегского купца Аслака Утки. Свидетель удивился, почему одного из трэлей, уже оформленного в колодки, вносят по трапу на руках. И подошел посмотреть. Тогда он меня, естественно, не признал, потому что видел меня в правильной одежке викинга, а не в рабских тряпках, но теперь-то вспомнил.
Парню не поверили. Ярл гнул собственную линию: «украли, убили». Грозился сделать предъяву на тинге…
И тогда наш «свидетель» с друзьями вынуждены были провести собственное расследование. Дружки у покойного Сторкада были серьезные, доводы у них имелись… очень убедительные. Помогло и то, что Хедебю – городок, строго говоря, маленький: тысячи три жителей. Скрыть что-то от соседей не так просто. А тут еще и улика подвернулась: девка, которая приветила меня у ворот и по ходу свистнула мое серебришко, держать его в носке не стала, на следующий же день решила прибарахлиться… Ее внезапное богатство не осталось незамеченным. Прижатый к теплой (даже я бы сказал – горячей) печной стенке папаша (хозяин того самого подворья) честно заявил, что никаких субсидий дочери не давал. Девку взяли в оборот: где украла? Та уперлась в версии: «подарили». Но спонсора указать не могла.
Значит, все-таки украла, сделал вывод уже не викинг-расследователь, а местный хёвдинг-судья. А как насчет проверки железом?
Трогать раскаленную железяку девке не захотелось, и она сменила показания: мол, нашла. Дома у себя. На полу.
Тут решили изучить собственно серебро. Среди мелких обрезков обладавший прекрасной памятью на ценности Ольбард опознал кусочек оберега, доставшийся мне при дележке плесковской добычи.
Опаньки!
Дальше телега покатилась быстро. Взятая в
Признавший косяк хедебюшец изо всех сил старался проявить добрую волю. Глядишь, забудут о его собственных проступках. Мошну развязал мгновенно. Отдал деньги, схищенные дочерью. Отдал деньги, полученные за меня от Аслака. Заплатил за моральный ущерб. Заплатил компенсацию за… В общем, отдал все, нажитое непосильным трудом. До копеечки.
Зато жив остался. Хрёреку некогда было с ним разбираться. Мои друзья быстренько загрузились на корабли и устремились в погоню.
Это лишь я думал, будто на море не остается следов. На самом деле следов – множество.
Корабли идут в прибрежных водах. Так спокойнее – можно укрыться, если вдруг шторм. И запас пресной воды пополнить. А ютландские прибрежные воды, хоть и отличаются обилием мелей, зато изобилуют людьми. Рыбаками, например. И другими мореплавателями.
Кнорр Аслака Утки оставлял след куда более заметный, чем караван повозок на лесной дороге.
Глава тридцать пятая,
Команда кнорра увидела преследователей на пятый день после отплытия из Хедебю. Это случилось бы намного раньше, если бы не попутный ветер, бодро вздувавший широкий парус кнорра.
Однако тот же ветер наполнял и паруса Хрёрековых драккаров, а узкие военные корабли по-любому шли быстрее пузатого «купца».
На палубе кнорра вскоре заметили, что драккары идут не только под парусами, но еще и работают веслами. Да и красные щиты, поднятые на мачтах, заметны издалека и выглядят недвусмысленно. Работорговцы, естественно, забеспокоились.
К тому времени, когда глазастые нореги сумели разглядеть «соколов» на парусах, весь экипаж кнорра уже носился как взмыленный. Да что толку? Уйти – никаких шансов. Разве что выброситься на берег…
Снизу, из трюма, суета наверху не осталась незамеченной. Даже апатичные трэли забеспокоились… А потом мое ухо выцепило из доносившегося сверху галдежа знакомое слово.
«Хрёрек!»
Не передать, какое облегчение я испытал. Теперь остается только ждать и помалкивать, пока мои братишки возьмут кнорр.
К сожалению, радость во мне бурлила настолько сильно, что я все же не удержался. Поделился ею с Надом. И эта сука, которого я считал почти другом…
– Эй! – завопил бывший дренг Траслауда-ярла. – Эй, там, наверху! Я знаю, почему они за вами гонятся! Это из-за меня! Я – Ульф! Хирдманн Хрёрека! Освободите меня – и вам не сделают худого!
И по телам своих сокамерников, или, вернее сказать, сотрюмников, ломанулся к открытому люку.
А я просто охренел от неожиданности и даже не знал, как реагировать.
Орать: это не он Ульф, а я? Вот ведь какая дурацкая ситуация. Я растерялся…
А Нада услышали. И мигом вытянули наверх. Сразу наступила тишина. В этой тишине было отчетливо слышно, как наверху бубнит Над. Потом голос его умолк… И раздался сиплый продолжительный хрип. Очень знакомый мне звук. И означал он, что наверху кто-то отправился в страну вечной охоты. Легко догадаться, кто…
Затем командный голос Аслака Утки рявкнул:
– Камень к ногам – и в море!
Затем его бородатая рожа возникла в квадрате люка.
– Вякнет кто – живьем кожу сдеру и в море окуну! – посулил наш добрый хозяин.
Я покосился на соседей. Кто-то из них вполне мог слышать наш разговор с Надом. Сдадут?
Может, и сдали бы… Глазенки у англичан так и сверкают… Дай им волю, порвали бы меня на куски – я такие мысли по глазам читаю. Почему они меня так не любят? Вроде ничего худого им не сделал… Или потому, что я – викинг?
Один из англичан пробормотал что-то… очень недружелюбное, даже попытался привстать, но второй не дал. Покосился на раба, обязанностью которого было нас кормить, и буркнул (я еле разобрал) себе под нос:
– Не лезь. Ночью мы его удавим.
Размечтался!
Наверху тем временем спустили парус – я легко угадал знакомые звуки. Шорох воды под днищем смолк, качка заметно уменьшилась. Мы легли в дрейф.
Не прошло и десяти минут, как я услышал глухой удар соприкоснувшихся бортов и несильный толчок. Затем топот ног. Надо полагать, мои друзья уже на палубе.
Ага! Я услышал знакомый баритон: Хрёрек.
Разговор сразу пошел на повышенных тонах. Ярл наезжал, Аслак Утка отбрехивался. Мол, ничего не знаю, плыву себе мирно, никого не трогаю!
Я помалкивал. На всякий случай. Уж очень у меня положение невыигрышное для самостоятельной игры. Да и Хрёрек – не из тех, что верит на слово. До джентльменов людям этого мира еще расти и расти.
Ага! Вот в дырку люка свесились две головы: сам Утка и… Ульфхам Треска.
– Ну у тебя тут и вонь… – проворчал Ульфхам. – Тебе бы не трэлей, а дерьмо возить.
– Трэли и есть дерьмо, – отозвался Аслак.
Голос у него был спокойный, уверенный. Еще бы!
Думает, что главной уликой уже кормится придонная фауна Балтийского моря.
– Лампу дайте! – потребовал Ульфхам.
– Зачем тебе лампа, Треска! – крикнул я снизу. – Хочешь подобрать себе кусок дерьма пожирнее?
Дальше все произошло очень быстро. Башка Аслака исчезла из кадра, голова Ульфхама –
