этот двор — мой.
В любом случае, если йотун (или йотунша) вознамерится добраться до Рунгерд, сначала волосатой твари придется пройти мимо нас с Хегином.
Впрочем, это не такая уж сложная задача, если вспомнить тактико-технические характеристики йети. Я вспомнил, как оно меня швыряло, — и снова ухватился за Вдоводел. С местью потом разберемся. Было бы кому мстить.
А Полбочки всё бубнил:
— …Ульф, это, слышь, Ульф… Люди говорят: если йотунше отрубить хвост, то она превратится в обыкновенную женщину. Ты отруби ей хвост, Черноголовый!
Сероватая тень мелькнула меж скал. Ага, вот и наш гигантопитек!
— Если ты не заткнешься, я отрублю тебе язык, — пообещал я соседу. — И хвост заодно.
Внял ли Хегин угрозе или заткнулся потому, что увидел зверюгу, но болтать он перестал. И сопеть — тоже. В зобу дыханье сперло, как говорится. И было от чего. Черт! Огромная волосатая туша перемещалась с камня на камень с поразительной легкостью.
Как макака с ветки на ветку. Только в этой «макаке» минимум полтора центнера!
Реликт первобытной эпохи (или выходец из северной страны Нифльхейм, если исходить из местной истории с географией) спустился на лед и уверенно припустил к нам. Учуял, проглот, кровушку невинно убиенной овечки. По ровному йети передвигался еще более проворно. Чем-то его шаг напоминал размашистую верблюжью рысь. Надо полагать, при необходимости йети мог двигаться и побыстрее. Прав был Медвежонок: человеку от него не удрать.
Примерно за минуту волосатый гуманоид преодолел добрых триста метров (это по заснеженной пересеченной местности) и оказался у овечьей тушки. То есть рядом с нами. Бросил на нас с Хегином подозрительный взгляд (звериные глазки полыхнули красным), цапнул овцу, чисто человеческим движением перекинул через плечо — и нацелился восвояси. Чихал он на каких-то людишек!
Вот наглая скотина! Кровь хускарла и мастера спорта России по фехтованию взыграла во мне. Я позабыл о мудрых советах специалистов насчет резких движений и выскочил из нашего сомнительного укрытия.
— Эй, ты, зверюга шерстяная! — гаркнул я, глубоко оскорбленный йетиным пренебрежением.
Волосатый гуманоид обернулся. Луна светила прямо на него, и достаточно ярко, чтобы я мог прочитать на мохнатой морде вопрос: «Это что там за козявка пискнула?»
— Куда это ты нацелился с чужой овцой, мохнорылый? — еще более дерзко выкрикнул я. — Дубиной по хребту захотелось?
Йети повернулся ко мне целиком. Солидно, неторопливо. Аккуратно положил овцу на снег. Выпрямился. Внушительное зрелище. Вставший на задние лапы белый медведь мог бы еще потягаться с ним габаритами. Я — точно нет.
— Это моя овца! — пророкотал он вполне членораздельно.
Ни хрена себе! Да, я обращался к этой зверюге… Примерно так я говорил бы с медведем или псом. Человеческая речь, бывает, влияет на животных очень позитивно. Но я никак не ожидал, что это волосатое чудовище тоже разговаривает.
Я опешил.
То есть я мог предполагать, что эта тварь способна издавать членораздельные звуки. Вроде бы даже слышал ее бормотание тогда, в нашу первую встречу. Но сейчас это как-то позабылось. В голове не укладывалось, что такое способно изъясняться по-человечески. Типа, как говорящий медведь. Но оно изъяснялось. И вполне членораздельно.
Помните анекдот про говорящую лягушку и программиста? Так вот, когда лягушка в три раза крупнее тебя, это уже не прикольно!
Боковым зрением я отметил, как мой «заказчик» и союзник Полбочки задком попятился к сараю. Сдрейфил, землепашец!
А меня охватила этакая бесшабашная храбрость.
— Ты ее растил, эту овцу? — крикнул я. — Ты ее выкармливал? Какого же хрена ты хочешь ее забрать? Перебьешься!
Оп! Я был уверен, что, «если что», всегда успею выхватить меч. Так вот: я не успел. Йети прыгнул даже не как тигр — его как подкидной доской подбросило.
Раз — и он уже нависает надо мной. Какое там — меч выхватить! Уверен, ни один мастер иай-дзюцу[51] не успел бы. Неудивительно. Четверть секунды — и между нами уже не семь шагов, а максимум полтора. Удивительно, что я не наложил в штаны. Пусть раньше за мной подобного не замечалось, но всё когда-то происходит в первый раз. А нынче — очень подходящий случай.
В штаны я не наложил. Но перепугался знатно. Не шарахнулся только потому, что слабость накатила. Я вдруг осознал, что такое — полная беспомощность. Если чудище пожелает оторвать мне голову, я и пикнуть не успею.
Огромный гуманоид нависал надо мной. Пахло от него неважно. Примерно как от дохлой собаки. И еще возникало такое ощущение, словно тварь пышет жаром. Такой вот занятный феномен.
Мысли текли сквозь мою прозрачную голову. Чудесное спокойствие обуяло меня. Говорят, нечто подобное испытывает африканский бушмен, которого сцапал лев. Трепыхайся не трепыхайся — всё равно скушают.
Хотя нет, не так. Мое сознание будто растеклось во все стороны. Примерно так, как это было, когда я под действием снадобий Каменного Волка парил над зимним озером…
Йети наклонился ко мне, понюхал лицо… Воняло у него из пасти, как из компостной ямы.
Я обонял эту теплую вонь… Но при этот «видел» нас как-бы со стороны…
Мягкий горячий язык прошелся поперек моего лица. Меня не стошнило. Состояние «всё по барабану» полностью владело мной.
— Вкусняшка! — горловое ворчание. — Моя вкусняшка!
Не думая ни о чем, без всякого желания, будто во сне, я ощутил, как моя рука извлекает из ножен Вдоводел. Острие меча упирается куда-то в нижнюю часть живота йети…
Гуманоид лизнул меня еще раз. Плевать ему (или ей) было на то, что в животе может появиться не предусмотренное природой отверстие.
— Не надо, Ульф! — Рунгерд перехватила мою руку. Вот ведь как. Я-то думал — она в лодочном сарае. А она — рядом.
Чудовище ее игнорировало.
— Вкусняшка!
Внезапно мой взгляд уперся во что-то темное, торчащее из светлой шерсти. Сосок. Черный, как у собаки. И светлая капелька на кончике…
Выходит, правы были те, кто предполагал, что это самочка… Хотя — ни хрена себе самочка! Два метра ростом…
Я убрал меч. Не такая уж я сволочь, чтобы зарезать женщину, пусть даже чудовищную… Вдобавок кормящую…
— Отстань! — приказал я строго, отпихивая от себя волосатую морду. — Накажу!
Если волосатая находит меня аппетитным, то это ее проблемы.
Черт знает почему, но я уже ничуточки ее не боялся.
Наверное, троллиха это почувствовала, потому что отпрянула и фыркнула обиженно.
— Я не стану тебя убивать, — произнес я с той же непререкаемой уверенностью. — Но если будешь скверно себя вести… — Я запнулся. Чем бы ее припугнуть? Почему-то в голову ничего не лезло, кроме Хегинова «отрубания хвоста». — …Я тебе хвост отрежу!
Йети шарахнулась. Хотя нет, она просто отодвинулась. Только очень быстро. Теперь между нами была дистанция метров пять. Вот так-то лучше.
— Я хочу кушать! — проворчала троллиха.
— А мне-то что? — проворчал я в ответ. Потом смилостивился. — Ладно, забирай овцу. И, это… — всё-таки кормящая мать. — Разрешаю тебе охотиться в моем лесу по ту сторону озера. И рыбу ловить. До следующей осени. Потом убирайся. И учти: если тебя увидят около жилья или, хуже того, стащишь какую-
