Кеннет проводит рукой по моим волосам.
— Я не намекаю — открыто говорю: Джейкоб Беккер — мой отец.
Отец, эхом дребезжит в моих ушах. Получается, мы с Кеннетом… Да нет, не может такого быть! Резко поворачиваю голову.
— У тебя же другая фамилия!
Кеннет криво улыбается.
— Моя мать не пожелала становиться Беккер. А замужем побыла всего лишь чуть больше месяца. — Он усмехается. — Да и не замужество это было, а так — одно название. Мама продолжала петь в баре, жила с подругой. Они расписались с Джейкобом только в знак того, что ответственность за нежеланного ребенка готовы делить пополам, ведь виноваты в беременности были оба. Трусостью и подлостью отец, по- видимому, не отличался. Хотя, думаю, ему в те времена уже на все и на всех было наплевать. — Он глубоко вздыхает, будто знает наверняка, как страдал несчастный Джейкоб, и мгновение-другое молчит. — Я родился, когда его уже не было. Мама, конечно, дала мне свою фамилию.
Задумываюсь. То, что мы с Кеннетом встретились, воспылали друг к другу страстью, кажется чересчур невероятным. Такое чувство, что тут какая-то ошибка, что какого-то звена в этой запутанной цепи недостает.
— Если твоя мать, как ты сам говоришь, не создана для постоянных отношений, вполне может быть, что…
— Что я у нее неизвестно от кого? — спокойно говорит Кеннет. — Это исключено.
— Почему же? — пылко спрашиваю я, будто доказать справедливость своего предположения — дело всей моей жизни.
— Во-первых, если мама не создана для семьи, это не означает, что она вела беспорядочную половую жизнь, — говорит Кеннет. — По ее словам, у нее до Джейкоба и после него долгое время не было никого. Впрочем, доказательств этому, конечно, не найдешь. Поэтому-то, — он поднимает указательный палец, — Беккеры и настояли на том, чтобы мое с ними родство проверили при помощи анализов. Лишь после этого они меня окончательно приняли.
— Сколько тебе было лет? — настороженно спрашиваю я.
— Девять с половиной, — отвечает Кеннет.
— А до этого? — интересуюсь я. — Кто тебя воспитывал, кто о тебе заботился?
— Другие дед и бабушка, мамины родители, — произносит Кеннет, и я ясно слышу в его голосе нотки любви и благодарности. — По сути, они и поставили меня на ноги. Беккеры же, когда признали, стали приглашать в гости. Сначала нечасто, но баловали разными угощениями и подарками. Потом мало-помалу я стал полноценным членом их семьи, а для Джессики и Норы — настоящим двоюродным братом.
У меня перед глазами проносятся вихрем воспоминания о прошедшем дне. Мелькают лица Джейн, Норы, Джессики, дряхлых стариков Беккеров — родителей Джейн и Джейкоба. Миссис Беккер, несостоявшаяся свекровь моей матери, дышит на ладан и, кажется, уже разучилась говорить. На свадьбе они побыли недолго: сфотографировались, послушали первые несколько тостов, и их увезли домой, наверняка с ходу уложили в кровать.
Кеннет… Неужели он правда их внук? Смотрю на его взволнованное сосредоточенное и прекрасное лицо и не знаю, что и думать.
Надо все точно узнать. Засыпать его вопросами. Но с чего начать? И нужно ли мне это?
Внезапно ощущаю приступ голода. Наверное, это от избытка впечатлений. Впрочем, на свадьбе я ела мало, а самолетную еду терпеть не могу. В животе начинает урчать. Такое чувство, что если я сейчас же не заморю червячка, то просто умру. Как нелепо.
— Я хочу есть.
Мое заявление столь неожиданно, что Кеннет покатывается со смеху. Смущаясь, я легонько шлепаю его по колену.
— Эй, что тут смешного?
— Ничего. Ровным счетом ничего. Как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. — Он с широкой улыбкой направляется к мини-бару. — На ранний завтрак мы можем предложить… гм… точнее, не можем предложить ничего существенного. Шоколадный батончик, чипсы… Ты такое употребляешь?
Джонатан, узнай, что я ем посреди ночи, да еще и разную дрянь, разразился бы тирадой о необходимости питаться правильно и по расписанию, а еще о том, насколько пагубно влияет на человеческий организм, а как следствие и на его работу, на отношения с окружающими, пища вредная, тем более если ешь перед сном. Впрочем, спать я по-прежнему ничуть не хочу. В такую ночь совсем не до сна.
— Употребляю, — не раздумывая отвечаю я.
Кеннет приносит пакетик чипсов и два шоколадных батончика с начинкой из печенья, и мы оба начинаем хрустеть ими, сидя рядом на кровати, еще хранящей следы нашей страсти. Как муж и жена, что насладились любовью, и, не стесняясь показывать друг другу свои дурные привычки и слабости, набивают желудки, хоть дело и за полночь.
Шоколад придает сил, а от чипсов хочется пить. В голове все как будто раскладывается по полочкам, но продолжать разговор я еще не готова. Кеннет без слов наливает в два стакана воду и один дает мне. Кивком благодарю его и осушаю стакан.
— Наелась? — спрашивает Кеннет.
Качаю головой.
— Нет.
Кеннет смеется.
— Ты бесподобна. На диетах наверняка не сидела никогда в жизни.
— Еще чего, — ворчу я. — Но не подумай, что я обжора. — Смотрю вниз, на свой почти плоский живот, хоть он и спрятан под толстой махровой тканью. — Это я так… Слишком уж необычная ночь.
Кеннет с серьезным видом кивает.
— Это уж точно. Позвонить в обслуживание номеров?
— Ага, — с какой-то странной, почти животной радостью говорю я. Нет, дело определенно не в самой еде. Просто какое-то время мне необходимо заниматься чем-нибудь посторонним и ни о чем не думать, чтобы настроиться на то, что последует дальше. Потом надо будет принять решение. Возможно, самое важное в жизни.
— Что заказать? — спрашивает Кеннет.
— Кусок мясного пирога и чашку кофе, — выпаливаю я. — Гм…— Усмехаюсь. — С пирогом, наверное, возникнут проблемы, тут ведь не Австралия. Тогда бифштекс. Или нет, лучше бутербродов. Бифштекс гораздо дольше готовить, а повара и их помощники наверняка давно разошлись. Мальчишки же из обслуживания номеров в состоянии лишь отрезать ломоть хлеба и кусок бекона. Кулинары из них не ахти… — Последние слова я бормочу задумчиво и себе под нос, будто вообще забыла, что рядом Кеннет и разговариваю вслух сама с собой.
Нет, забыть о нем невозможно. Такое чувство, что, даже если мы теперь же расстанемся и больше никогда друг друга не увидим, какая-то незримая часть его вросла в меня и ни один хирург в мире не сможет ее вырезать.
— Значит, бутерброды с беконом и кофе? — спрашивает он, уже поднимая трубку.
— Угу.
Забавно, что любое мое пожелание спешит исполнить он. К такому обращению я не привыкла. Джонатан, хоть и видит во мне маленькую девочку, которой надо вечно о чем-нибудь напоминать и изо дня в день давать указания, слишком занят, чтобы окружать меня заботой. Так было с первых дней нашего знакомства. А Сет… С ним, думаю, все ясно без лишних слов.
Заказ приносят неожиданно быстро. Мальчик молоденький, с юношески румяными щеками и красными усталыми глазами. Может, дремал, когда зазвонил телефон. На разбросанную тут и там одежду, битое стекло и наши лица он не смотрит. Им положено ничему не удивляться, ни во что открыто не совать нос. В гостиницах с чем только не столкнешься!
— Спасибо, — бормочу я, окидывая быстрым взглядом ломтики скользкого бекона на кусочках
