Посреди веранды стоял стол и два стула друг напротив друга. Дрейк, когда я через стеклянные двери шагнула из коридора наружу, повернулся и приветственно кивнул.
— Доброе утро.
— Доброе, — отозвалась я, подходя к столу.
— Садись, — сказал он. Кивнул на один из стульев. — Как спалось?
— Хорошо. Спасибо.
— Я еще не завтракал. Ты хочешь есть?
Я кивнула. Не стала жеманничать и притворяться. Все равно бы через минуту выдал громкоголосый живот, не привыкший к голодным утрам.
Дрейк кому-то позвонил. Что-то сказал, я не разобрала. Он стоял почти у самых перил, туда дотягивалось солнце, рассыпая по его плечам, обтянутым курткой, серебристые блики. Интересно, меняют они свою форму на что-нибудь другое? И сколько комплектов ее надо иметь, чтобы на каждый день? Уж эти вопросы точно придется оставить при себе. Пока не обживусь и не осмелею.
Подумав, что сесть за стол успею и позже, я тоже подошла к ограждению и посмотрела вниз — дорога, пешеходы, велосипедисты. Одеты легко, знают, что сегодня будет тепло.
Солнце припекало. Тень на веранде радовала — шерстяная кофта могла быстро стать парником при обилии лучей.
Закончив разговор, Дрейк убрал телефон в карман. Посмотрел на меня. На лицо, на одежду, на обувь. Но больше всего на лицо, как будто знал….
— Как дома?
Вопрос несколько озадачил меня. Не столько даже вопрос, сколько ожидаемый на него ответ. Что он знает о моем доме или мире? Или спящей маме или гостях? Не вдаваясь в подробности, я коротко ответила «хорошо, спасибо», после чего подумала, не спросить ли то же самое Дрейка, но решив, что в таком случае диалог на самом деле получится абсурдным, промолчала.
Или же в интересе про «дом» был заложен другой смысл? Додумывать не хотелось. Если будет недоволен, скажет.
— Дрейк, там, в коттедже…. Я хотела извиниться, что воспользовалась чьей-то расческой.
— Забудь, — кротко ответил он.
В его устах простые слова почему-то принимали подобие команд (Тузик — сидеть!), и я, как примерная ученица, поспешно выкинула расческу из головы, решив больше не отвлекать господина Начальника пустяковыми вещами.
Не прошло и минуты, как принесли еду.
Расставили накрытые тарелки, кофейник, графин с соком, положили приборы.
Мы сели за стол и принялись завтракать омлетом с овощами и сыром. Дрейк разлил в чашки кофе.
Кто выбирал меню, я не спрашивала и не роптала. Сейчас сгодилось бы что угодно, лишь бы заглох капризный желудок. Куда больше омлета меня манили хрустящие круассаны, но их следовало оставить на десерт. Выявлять неандертальские привычки в еде я не спешила: ни на что не накидывалась, отрезала маленькие кусочки, тщательно жевала, ловко управляясь с вилкой и ножом — спасибо маме, научившей меня поведению за столом с малых лет.
Было непривычно завтракать в незнакомом месте и с незнакомым человеком. Дискомфортно, как сидеть в чужих, давящих трусах.
Мужчина напротив ел неторопливо, размеренно, элегантно. С королевским достоинством и неспешностью. Наслаждался, хоть ничем и не выдавал этого. Видно было, что он привык наслаждаться всем хорошим: вкусом, качеством, своевременностью и правильностью.
Закончив с омлетом, Дрейк отложил приборы, взял чашку с кофе и посмотрел на меня. Следовало бы уже привыкнуть к давящему взгляду серо-голубых глаз, но никак не получалось. Казалось, они все время проникали глубже, чем им было позволено, оставляя все скрытое голым и незащищенным.
Глядя на его лицо, я вдруг поняла, что оно имеет самые что ни на есть аристократические черты и даже могло бы выглядеть приятным. Если бы не взгляд. Убрать бы тяжесть из глаз, подвыпрямить брови, приподнять немного уголки губ — и предстал бы перед народом справедливый и непреклонный правитель, за которым миллионы пошли бы в бой. Молодой Юлий Цезарь…. Нет, все-таки гораздо симпатичнее, чем Юлий Цезарь. Эти двое разве что по властности схожи.
Тишину за столом хотелось прервать. Уж слишком она затянулась. Щебетавшие в кронах птахи и вовсе настраивали на миролюбивый лад хорошего дня подзадержавшегося лета.
— Дрейк, а вы всегда носите такую униформу? — спросила я, просто чтобы что-то спросить. Расслабилась от хорошей еды и осмелела.
Он смотрел на меня поверх белой фарфоровой чашки с кофе.
— Она тебя смущает?
Я потупилась.
— Нет. Просто выглядит…. немного своеобразно.
Не обидеть бы по дурости. Или не разозлить. Надо было завести разговор о погоде, гораздо безопаснее во все времена.
Когда я, перестав ковыряться в тарелке, подняла глаза, мужчина, сидевший напротив, остался прежним. А вот вместо серебристой куртки на нем теперь был надет добротный темно-серый костюм, галстук и белая сорочка.
Я обомлела и распахнула рот.
«Когда?»
Уголки губ Дрейка дрогнули.
— Так лучше?
Вся еда, съеденная за завтраком, теперь свернулась в желудке тяжелым комом. Я сглотнула и отвела глаза, стараясь не выказывать, как сильно ошарашена. Это же кем надо быть, чтобы так уметь — фокусником, сгустком энергии, превратившимся в человека, инопланетянином? Вилка подрагивала в пальцах, пока я во все глаза разглядывала неизвестно откуда взявшийся костюм. Переводила вопросительный взгляд то на лицо, то на одежду, то снова на лицо.
«Как он смог переодеться так быстро? Это что, трюк такой? Иллюзионист…»
— Ну, что? Оставить так или сменить обратно? — довольно жестко спросил он, наблюдая за моей реакцией. — Или уже перейдем к делу?
— Да, конечно…. — пролепетала я. — К делу. И лучше смените, пожалуйста, обратно.
Привычней.
Костюм делал из него не то президента крупной компании, не то миллионера. Воспринимать представителя Комиссии становилось на порядок труднее.
Он хмыкнул.
Я зачем-то отвернулась, будто Дрейк собирался оголиться до трусов и прилюдно нагнуться, чтобы выудить из под стола серебристый костюм. Мои щеки полыхнули. Ну, я и балда….
Через секунду (без всяких нагибаний и вообще каких-либо действий) на его плечах натягивалась знакомая куртка с белыми полосками на рукавах.
Я прочистила горло и попыталась взять себя в руки.
Другой мир, другие правила и возможности. Мало ли что они тут умеют, пора уже перестать удивляться. В конце концов, я не дитя в зоопарке, чтобы тыкать пальцем в гориллу и тянуть маму на рукав «Мама-мама! Смотри она какая!»
Дрейк наблюдал за моими попытками удержать непроницаемое лицо с неприкрытой иронией.
— Сложно это — расширять границы понимания?
— Некомфортно, — призналась я. — Но без этого еще хуже.
Пустая тарелка с доеденным омлетом отодвинулась в сторону. Сразу же после этого из дверей появился какой-то человек, собрал со стола грязную посуду и унес. Я проводила его взглядом. Подождала, пока за ним закроются двери.
— Ну, что, начнем, Бернарда?
Услышав эту фразу, я напряглась.
