Два после полудня.
Так, наверное, чувствует себя узник, которому на утро назначена смертная казнь. Еще можно полюбоваться на яркое солнце, плывущее по девственно чистому синему небу, послушать звуки окружающего мира с осознанием того, что завтра все безвозвратно изменится.
Я смотрела, как шевелятся за окном листья березы — желтые, как канареечное крыло.
А, может, Дрейк даст больше времени? Может, потреплет по плечу, посмотрит с сочувствием и снизойдет до подробных объяснений? Ведь я же старалась, правда старалась….
Не снизойдет. И с сочувствием если и посмотрит, то только потому, что все кончено. Такому как он на старания наплевать, важен только результат — это было очевидно с первой встречи. А нет результата, так и «гуляй, Вася».
Я отвлеченно задумалась о том, кем был тот самый Вася, которого отправили гулять?
Нервные мысли бродили и разбегались, в зале кто-то щелкнул кнопкой включения телевизора.
— ….с вами новости на телеканале Россия….
Испуганный взгляд выхватил стоящие на полке часы. Пока я сидела в комнате, стрелки доползли до пятнадцати ноль-ноль. Я отчаянно потерла лоб.
«Не сиди! Делай! Пробуй что-нибудь, делай!»
Та Динка, что сидела внутри, устало взглянула на меня старушечьим взглядом. Без надежды в глазах, отстраненно и равнодушно.
А в шесть вечера во мне будто что-то перегорело и выключилось.
Сил на новые подвиги и эксперименты не осталось. Даже попытка разозлиться на себя саму не удалась. Ну, сколько можно мучиться? Продираться через то, что тебе неподвластно. Пусть я по ошибке угодила в тот парк, открыв в себе дремавший талант, но, может, на этом мои умения ограничивались? Целая неделя проб и ошибок прочно отдалила меня от положительного результата.
Вокруг был вечер воскресенья. Обычного октябрьского воскресенья, когда люди, попивая чай, радостно вытягивали отдохнувшие ноги у телевизоров, читали любимые книги, смотрели сериалы и развлекательные передачи.
А я? Замечала ли я хоть что-нибудь за последнюю неделю из того, что происходило вокруг? Разве что урывками, отдельными фразами. Жизнь, кипевшая где-то рядом, теперь меня не касалась, я вообще больше не видела ее — этой самой жизни. А ведь еще несколько недель назад все было просто и понятно. Может, не так интересно, но и не так обидно, как теперь, стоя на пороге феноменального проигрыша.
Я медленно собрала с пола разбросанные книги. Поставила их на полку в алфавитном порядке, куда торопиться?
Ну и ладно, проиграла. Не я первая, не я последняя. В жизни еще много будет «вверх и вниз», не убиваться же из-за каждого происшествия? А что ком в горле…. Так кому приятно признавать поражение? Со временем, наверное, рассосется.
Заставив себя надеть куртку, я вышла во двор под темнеющее небо, чтобы накормить кота. Возвращаясь из-за дома, остановилась на углу, любуясь закатом, нащупала в кармане две шоколадные конфеты, одну запихнула в рот. Мимо прошел сосед, неся в руках раму от велосипеда. Кивнул мне в знак приветствия, я поздоровалась.
Может, вообще не возвращаться в Нордейл? Не придется тогда стоять, краснеть, шаркать ногой и отчитываться о неудачах. Не поймет что ли он сам? Не пришла, значит, не смогла. А если буду потом гостить, то вряд ли Дрейк меня потревожит, ему отработанный несостоявшийся материал не интересен.
Вспомнился прошлый понедельник, когда я впервые услышала о недельном сроке и меня захлестнула радость. Целых семь дней, как же! Казалось бы, что проще, когда все так доступно объяснили? Выполни задание в первый же день, а оставшиеся шесть практикуйся.
Но на деле эта неделя обернулась семью кругами ада: через меня прошли все вариации негативных чувств — от злости и обиды до полного разочарования. Хотя важно ли теперь?
Под крышу не хотелось.
Вернувшись к подъезду, я уселась на выкрашенную грязной розовой краской изогнутую трубу, призванную служить оградой для тщательно возделанной дворником предподъездной клумбы. Многие цветы завяли, какие-то еще стойко переносили ночные заморозки, гордо вздернув кверху красные и бордовые носики.
Вечер был мягким. Золотился двор, утопал в розоватом свете. Играли в песочнице дети — орудовали совками, катали машины, наполняли и переворачивали кричаще-синие и зеленые пластиковые ведерки. Возмущенно кричали друг на друга, борясь за принесенные из дома инструменты и игрушки.
Белобрысый мальчик с вихрастыми волосами в красной курточке, что-то наставительно сказал тощей девочке в розовой шапке с помпоном, выбрался из песочницы, держа в руках совок, и направился к подъезду. Увидев меня, бесцельно сидящую на перилах, остановился.
Мне почему-то всегда казалось, что дети не любят заговаривать с незнакомцами. Этот оказался исключением.
— Привет. Я Никита, — сказал он. — А ты?
На мальчике были джинсы и маленькие белые засыпанные песком кроссовки, наводящие на мысль о том, что матери приходится их менять каждые два-три месяца. Сын-то растет.
— А я Дина.
Вздернутый носик, вышитая на кармане машинка «МакКвина» из мультика «Тачки». Ясные голубые глаза.
Никита вытянул перед собой совок.
— Я умею копать и строить. А ты что умеешь?
— А я умею переносить с собой вещи, — автоматически ответила я и тут же поморщилась. Приклеилась же эта треклятая фраза за семь долгих дней, а теперь вылезла в ответе первой. Заставит ребенка подумать обо мне невесть что.
Но мальчик не удивился. Ветерок прошелся по его светлым волосам, топорща их на макушке.
— Конечно, — ответил он серьезно. — Переносить вещи — это нормально.
Его слова, сказанные вот так просто и наивно, будто эхом отдались в голове. В глубине что-то неслышно кликнуло. Я застыла, вцепившись одной рукой в холодную шершавую трубу.
— А это у тебя конфета? — спросил он без обиняков, указывая на торчащий из моих пальцев край фантика.
— Ага. Бери….
— Спасибо!
Никита взял протянутую конфету и пошел в подъезд. Непосредственный, общительный мальчик.
А я смотрела прямо перед собой, и в душе поднималась, как могучий гейзер, горячая волна.
Ну, конечно! Он прав! Это просто — ПРОСТО — переносить вещи. И это нормально, потому что так было всегда, потому что я всегда это умела. И не важно как, какие и где…. В одном ли мире или между разными.
Волна поднялась до макушки и вырвалась наружу потоком радости.
Как же я раньше не поняла — не нужно было усложнять задачу, следовало с самого начала сказать себе о простоте, с самого начала представить, что я всегда это умела, с рождения.
«Конечно. Это нормально переносить вещи».
Никита, Никита! Если бы ты сам знал, что сказал!
Это нормально. Это нормально. Это не суперспособность, это что-то обычное, как сходить в магазин. Ведь когда берешь с собой сумку, не боишься, что она пропадет на пороге. Просто знаешь, что так будет.
Потому что так было. Вот и именно, было всегда. И это новое, что я пыталась впихнуть в голову, существовало в ней уже задолго до этого.
Дети все еще копались в песочнице, пытаясь придать сыпучему песку подобие формы. Мелькали разноцветные спины, ходили по кругу ведерки.
