массу интересных справок и документов по Англии, что если бы их отдать переплетчику и оформить в книги, то получилось бы больше томов, чем оставил нам великий поэт Лермонтов.
Коровин попросил меня последний раз встретиться с Блантом, чтобы подтвердить прекращение наших отношений. Такое решение Москвы очень обрадовало Энтони. Я также сообщил ему, что мы прерываем связь с Филби на два-три года. Блант отказался принять деньги, которые я ему предложил, и мы тепло попрощались, еще раз договорившись о способе связи в случае необходимости.
Если учесть, что мы не допустили никаких серьезных ошибок, то риск для Бланта на той стадии был минимален. МИ-5 знала уже так много, что если бы имелись какие-то улики против него, то они уже вышли бы на поверхность. Я опасался только одного, как бы какой-нибудь сбежавший советский агент не торпедировал нашу сеть.
Косвенный вред уже причинил Анатолий Голицин, который рассказал МИ-5 кое-что о наших агентах, хотя не так много, чтобы они серьезно пострадали. Голицин не знал имен или биографических данных кембриджской пятерки. Даже в Москве никто о них не знал, кроме высшего начальства КГБ, некоторых сотрудников, работавших с ними, и кое-кого из политических деятелей. Конечно, что-нибудь непредвиденное все же могло случиться, но я был уверен по крайней мере в одном: и Блант, и Филби сумеют выдержать допросы и не «расколоться».
В Лондоне мы проявляли максимум осторожности. Никто из посольских сотрудников ничего не знал о моей работе с кембриджской пятеркой. Имели, конечно, представление, что я связан с какими-то агентами, но с какими именно, об этом знали только три человека: я, посол и Коровин.
Маклин и Бёрджесс исчезли 25 мая 1951 года. Официально о их местонахождении не сообщалось. После громкой газетной шумихи к концу июня эта тема стала постепенно сходить с первых страниц, на смену ей пришли заключительные аккорды Нюрнбергского процесса, корейская война и октябрьские всеобщие выборы в Великобритании, поднявшие на гребень своей волны к власти консерваторов и семидесятисемилетнего Уинстона Черчилля.
Летом 1952 года советский посол в Соединенном Королевстве Георгий Николаевич Зарубин был отозван в Москву. Меня и мою жену это очень огорчило: Зарубин был для нас как отец и сумел создать в нашей колонии прекрасную атмосферу. Его сменил Андрей Громыко — чиновник совсем другого полета.
Закончив работу с кембриджской пятеркой, я направил свою энергию на работу в пресс-отделе посольства, где принимал различных советских деятелей, приезжавших с визитами в Англию. Однажды меня вызвал поверенный в делах Белохвостиков и в панике сообщил, что вечером в Саутгемптон вместе с другими западными дипломатами должен прибыть Громыко, а он забыл послать кого-нибудь встретить его. Я решил немедленно выехать туда сам. После сумасшедшей езды в посольской машине, проскочив несколько раз на красный свет, мы остановились в порту. Корабль уже стоял у причала, сходни спущены. Официальная зона окружена высокой железной изгородью. Дипломаты различных стран дожидаются своих высокопоставленных гостей внутри зоны. Одного Громыко никто не встречает. Полиция никого больше не пропускает. «А что, разве я не оперативный работник?», — подумал я. Быстро оглянулся — никто не смотрит. Взобрался на забор, спрыгнул вниз и спокойно и благопристойно пошел встречать нового посла России.
По дороге в Лондон мы разговорились, и, раздраженный задержкой со встречей, Андрей Андреевич потеплел. Вскоре Громыко и я частенько выезжали на прогулки в северо-западную часть города, которую я хорошо знал, потому что много раз встречался здесь со своими агентами. Как правило, мы неторопливо беседовали о политике, литературе, экономике и разведке, хотя чаще Громыко предпочитал гулять молча, глубоко задумавшись. В то время в моей работе наступило некоторое затишье. Но осенью 1952 года наши прогулки внезапно прекратились. Я опять по уши ушел в неотложные дела, связанные с моим прямым назначением.
Подготавливая побег Маклина, мы предусмотрели, что Мелинда с детьми останется в Англии до тех пор, пока не утихнет скандал, а потом мы переправим ее с детьми к мужу в Москву.
Через полтора года после отъезда Маклина мы решили, что пора выполнить свое обещание. Мне дали задание восстановить связь с Мелиндой. Я опасался, что контрразведка все еще не спускает с нее глаз, поэтому отправился в Татс-филд, чтобы сначала понаблюдать за ней издалека. Я выяснил, что Мелинда каждое утро отвозит детей на машине, так как школа находилась от дома на порядочном расстоянии. Помимо меня в течение нескольких недель за ней наблюдали и работники нашей резидентуры. Никакой слежки со стороны МИ-5 мы не обнаружили.
Мы решили перехватить ее на обратном пути домой после того, как она отвезет мальчиков в школу. Узкая дорога пролегала через лесистую местность, по обеим сторонам — кустарник, самое подходящее место, чтобы встретить ее там. Нам следовало ее обогнать, остановиться в подходящем месте и показать половинку открытки. Другую половинку передал ей муж полтора года назад и строго-настрого приказал не доверять никому, кто не покажет второй половины. А она находилась у меня.
Под чужим именем мы взяли напрокат машину и заявились в Татсфилд. Заметив «Ровер» Мелинды, обогнали ее в лесу. Потом наш водитель тихонько припарковал машину у обочины дороги и просигналил, чтобы она остановилась. Остановиться-то она остановилась, но не так, как мы того ожидали. Выскочила из машины, как коза, и на чем свет стоит начала ругать нас за то, что мы плохо водим машину. Я даже опешил от такой реакции. Попробуй тронь такую женщину!
Мелинда, одетая в простую юбочку и беленькую кофточку, казалась очень симпатичной и привлекательной. Опомнившись от ее первой реакции, я показал ей свою половинку открытки. Мелинда быстро успокоилась, достала из машины сумочку и вынула из нее вторую половинку. Мы договорились о встрече в городе и менее чем через минуту разъехались каждый своим путем.
В Лондоне на встречу с Мелиндой послали другого агента, а я смотрел за ними со стороны. По моим наблюдениям все обстояло благополучно, но мой коллега весь облился потом: так он нервничал. Расставшись с Мелиндой, пришедшей на встречу в элегантном светло-бежевом костюме, он отправился на проверку и два часа следил, нет ли за ним «хвоста».
В конце концов он доложил, что за Мелиндой «ходили» и «кто-то» наблюдал за ними, пока шел разговор. Сам я ничего не заметил и до сих пор не знаю, говорил ли он правду или это было плодом воображения. В итоге встречи Мелинда охотно согласилась поехать к мужу, но выразила сомнение, которое было и у нас, что едва ли она сможет незаметно ускользнуть из Англии с тремя неспокойными детьми. Она предоставила нам возможность окончательного решения, наотрез отказавшись взять деньги на дорожные расходы, если бы мы даже и нашли способ отправить ее в Москву. Мой натерпевшийся страху коллега все же не настолько растерялся, чтобы не обусловить время и место следующей встречи и — на всякий случай — двух запасных.
Мелинда не пришла ни на одну из этих встреч. Я забеспокоился: может быть, наш человек не нашел к ней нужного подхода? Он, безусловно, был опытным сотрудником, но несколько суматошным.
Прошло полмесяца. И вот однажды утром я прочитал в газете, что Мелинда Маклин с детьми переехала к своей матери в Монтро-Террил в Швейцарии. Она уехала не скрываясь, и английские газетчики нашли Мелинду в Монтро-Терриле безо всякого труда. Одному или двум журналистам даже удалось поговорить с ней. Мелинда заявила, что навсегда уехала из Англии, так как ей надоело оставаться в центре внимания газетных сплетников.
Я сразу же понял ее замысел. Нам оставалось только подождать, пока газеты забудут о «скромной» Мелинде Маклин, спокойно живущей со своей семьей в Швейцарии.
В мае 1953 года моя командировка в Лондон закончилась, и я вернулся в Москву. Через несколько месяцев, в сентябре, Центр решил снова связаться с Мелиндой, и, в случае согласия, организовать ее выезд из Швейцарии. Эта операция была очень проста.
В пятницу 11 сентября Мелинда сказала матери, что поедет на несколько дней во Францию с близкими друзьями из Массив де Морэ. Г-жа Данбар пришла в восторг: детям — двум мальчикам и девочке, которой уже исполнилось два года — это будет очень полезно. Мелинда усадила детей в свой черный «Шевроле» и отправилась в путь. Но вместо Франции она приехала на вокзал в Лозанну. В 6.30 вечера, оставив машину в привокзальном гараже и сказав смотрителю, что вернется за ней через неделю, Мелинда
