И, на землю без ужаса глянув(совершенно не схожую с той,что, вся пегая от океанов,улыбалась одною щекой),он не горы там видит, не волны,не какой-нибудь яркий заливи не кинематограф безмолвныйоблаков, виноградников, нив;и, конечно, не угол столовойи свинцовые лица родных —ничего он не видит такогов тишине обращений своих.Дело в том, что исчезла границамежду вечностью и веществом,и на что неземная зеница,если вензеля нет ни на чем?1939; Париж
В последний раз лиясь листамимежду воздушными перстамии проходя перед грозойот зелени уже настойчивойдо серебристости простой,олива бедная, листваискусства, плещет, и словалелеять бы уже не стоило,если б не зоркие глазаи одобрение бродяги,если б не лилия в овраге,если б не близкая гроза.<5 октября 1952>; Итака, Нью-Йорк
Какое сделал я дурное дело,и я ли развратитель и злодей,я, заставляющий мечтать мир целый о бедной девочке моей.О, знаю я, меня боятся люди,и жгут таких, как я, за волшебство,и, как от яда в полом изумруде, мрут от искусства моего.Но как забавно, что в конце абзаца,корректору и веку вопреки,тень русской ветки будет колебаться на мраморе моей руки.28 декабря 1959; Сан-Ремо
С серого северавот пришли эти снимки.Жизнь успела не всепогасить недоимки.Знакомое деревовырастает из дымки.Вот на Лугу шоссе.Дом с колоннами. Оредежь.Отовсюду почтимне к себе до сих пор ещеудалось бы пройти.