На ране — лед. В бреду своем он лезпо книжным полкам, — выше… до небес…ах, выше!.. Пот блестел на лбу. Короче, —он умирал: но долго от землиуйти не мог. «Приди же, Натали,да покорми моченою морошкой»…И верный друг, и жизни пьяный пыл,и та рука с протянутою ложкой —отпало всё. И в небо он поплыл.<8 июня 1924>
1Неземной рассвет блеском облил…Миры прикатили: распрягай!Подняты огненные оглобли.Ангелы. Балаган. Рай.Вспомни: гиганты промахивают попарно,торгуют безднами. Алый парот крыльев валит. И лучезарнокипит божественный базар.И, в этом странствуя сиянье,там я купил — за песнь одну —женскую душу и в придачу нанялсамую дорогую весну.24 апреля 19242Представь: мы его встречаемвот там, где в лисичках пень,и был он необычаен,как радуга в зимний день.Он хвойную занозуиз пятки босой тащил.Сквозили снега и розыпраздно склоненных крыл.Наш лес, где была черникаи телесного цвета грибы,вдруг пронзен был дивным крикомзолотой, неземной трубы.И, он нас увидел; замер,оглянул людей, лесиспуганными глазамии, вспыхнув крылом, исчез.Мы вернулись домой с сырымигрибами в узелкеи с рассказом о серафиме,встреченном в сосняке.8 июля 1924
1Единый путь — и множество дорог;тьма горестей — и стон один: «когда же?..»Что город мой? я забываю даженазванья улиц… Тонет. Изнемог.Безлюдие. Остались только Бог,рябь под мостом, да музы в Эрмитаже,да у ворот луна блестит всё та жена мраморных ногтях гигантских ног.