119
Цит. по публикации В. Старка в: Звезда. 1999. № 12, 4 стр. обложки.
120
121
Из альмананаха «Два пути»
*
Два пути. Альманах. Пг.: Типо-литография инж. М. С. Персона.
В него входят 8 ст-ний А. В. Балашова, соученика Набокова по Тенишевскому училищу, и 12 ст-ний Набокова, из них только одно («Дождь пролетел») включалось в последующие сборники.
4.
Два пути, без загл. — Р&Р — Стихи 1979. В примеч. к публикации ст-ния в Р&Р Набоков дал пояснение: «Выражение „летит дождь“ заимствовано мной у старого садовника, описанного мной в „Других берегах“, который пользовался им, говоря о легком дождике перед самым выходом солнца. Стихи эти были мною сочинены в парке нашего имения, в последнюю весну, проведенную там моей семьей. Оно было напечатано в сборнике юношеских стихотворений одного моего школьного товарища и моих, „Два пути“, вышедшем в Петрограде, в январе 1918 г., и было положено на музыку композитором Владимиром Ивановичем Полем в начале 1919 г.» (Р&Р. Р. 19. Русский перевод цит. по: Стихи 1979. С. 319). Очевидно, в 11-й главе «Speak, Memory», не включенной в «Другие берега», описывается сочинение именно этого ст-ния (см.:
11.
В ст-нии использованы мотивы цикла А. Блока «Пузыри земли» (1904–1905).
Гроздь
*
В. Сирин. Гроздь. Берлин: Гамаюн, 1923 (сборник вышел в декабре 1922 г.). Несмотря на то что сборник вышел на месяц раньше «Горнего пути» (январь 1923), в него входят ст-ния, написанные позже (в основном с июля 1921 по апрель 1922 г., в «Горнем пути» — с начала 1918 до июня 1921 г.). Из 36 ст-ний сборника только 7 вошли в Стихи 1979. Сборник был подготовлен к печати стараниями отца поэта В. Д. Набокова и Саши Черного (А. М. Гликберга), когда сам Набоков еще учился в Кембридже. В некрологе «Памяти А. М. Черного» (1932) Набоков вспоминал с благодарностью: «Он не только устроил мне издание книжки моих юношеских стихов, но стихи эти разместил, придумал сборнику название и правил корректуру. Вместе с тем я не скрываю от себя, что он, конечно, не так высоко их ценил (вкус у А. М. был отличный), — но он делал доброе дело и делал его основательно» (Набоков III. С. 704). Все рецензенты отметили традиционализм и вторичность поэзии Сирина:
Плохо не то, что стихи В. Сирина ультраэстетны, а то, что они затасканы и эстетны по-плохому. Для Сирина «новый мир — кощунственен», потому что пытается он спастись от него, оградиться и создать себе свой собственный иной мир или, точнее, видимость такого мира. Однако для подобного кардинального задания Сирин недостаточно самостоятелен и недостаточно силен. И его мир смахивает скорей на посредственную бутафорию. Все его эпитеты взяты от раннего символизма (багряные тучи, лазурные скалы, лазурные страны, лучезарные щиты, полнолунья и т. д.), многие строки навеяны Блоком. <…> Но ведь мало «заключать» в стихи хотя бы самые красивые изыски! Перечитываешь «Гроздь» и тут же забудешь — стихи расплываются, без остова они — остается лишь привкус слащавости и оперности. А жалко <…> в Сирине есть, несомненно, поэтическое дарование, поэтическая культура, техника. Отдельные строки это явно доказывают.
К. Мочульский отметил, что появление Сирина на исходе большой художественной культуры и его сознательное наследование «отцам» — Пушкину, Тютчеву, Фету, Блоку — преждевременно состарило его как поэта: такие «рано умудренные юноши» этой культурой «насквозь пропитаны и отравлены»,
<и>х стихи сразу рождаются уверенными: они в силу своего рождения владеют техникой и хорошим вкусом. Но наследие давит своей тяжкой пышностью: все, к чему ни прикасается их живая рука, становится старым золотом. Трагизм их в том, что им, молодым, суждено завершать. <…> У них отнят дар непосредственности <…> осознание себя как поэта, размышление о поэзии, о творчестве — симптом зрелости, идущей к закату. <…> Мотив пушкинского памятника — лейтмотив поэзии Сирина. Он называет свой стих «простым, радужным и нежным», «сияющим», «весенним»; в нем его возлюбленная обретает бессмертие. Но это блеск не рассвета, а заката. У стихов Сирина большое прошлое и никакого
