будущего.
Только у В. Амфитеатрова-Кадашева классичность поэзии Сирина вызвала восторг:
«Гроздь» — блестящее доказательство, что надежды, возбужденные первыми опытами молодого поэта, не остались неоправданными. <…> Сирин — поэт светлый, певец Божественной Ясности, Золотой Гармонии. В дни, когда весь мир, все искусство охвачено бешеным устремлением к Дисгармонии, к Хаосу, — он хочет меж безобразного и безобразного разрушения форм воздвигнуть строгий и чистый воздушный замок поэзии
Г. Струве в обзоре нескольких стихотворных сборников, вышедших в 1922–1923 гг. («Тяжелая лира» Вл. Ходасевича, «Tristia» О. Мандельштама и «Двор чудес» И. Одоевцевой) отметил немногочисленные достоинства Сирина («техническое умение, и острое чувство языка, и вескость образов»), некоторые мелкие погрешности («местами известная сентиментальность и слащавость, доходящая даже до безвкусия (второе ст-ние „На смерть Блока“), перегруженность деталями („Ночные бабочки“)»), и назвал «главный грех Сирина» — чисто внешний подход к миру, бедность внутренней символики, отсутствие подлинного творческого огня:
Он должен вырваться из плена придавившей его ладони, попытаться сбросить с себя мир, слишком тяжелый, одновременно холодный и пышный, громадой льдов заслоняющий иное бытие. Сирину нужно освободиться от пут логичности, связующей творческую свободу. От чтения его стихов — часто хороших, умелых стихов! — становится тяжело и душно, хочется какого-то порыва, зияния — хотя бы ценой нарушения гармонии. <…> Но будущее Сирина все впереди, и верится, что он не совсем еще запутался в сетях своего пышного, павлиньего мира. Об этом свидетельствуют некоторые из его последних стихов, не вошедшие в «Гроздь».
О «поверхностной переимчивости» Сирина писал также Роман Гуль:
Небольшая, но очень скучная книжка. По прочтении в памяти не остается ничего — ни яркой образности, ни интересной музыкальности, ни темы даже. Но надо сказать: ничто и не шокирует. Рифмы аккуратны, размеры подобраны, всё на месте. Это — хороший образец поэта «первого ученика». Видно знание поэтических приемов и поэзии старых поэтов. Все отпечатано по изношенным клише. Нигде, ни в чем нет бьющегося «своего» пульса. <…> Гладенько и ровненько. Но и не свеже. Внешняя затертость стихотворной формы гармонирует вполне с темами. Поэт — в мелочах. Кажется, что дальше «голубой гостиной» путешествий не было. А вряд ли сейчас это может служить темой. К тому же «мелочи» Сирина и не «прелестны» и не «воздушны», а по старомодному скучны. Жаль, что «Гроздь» — вторая книга стихов. Было бы лучше, если б она была — первая.
(Р. Гуль и Г. Струве считают «Гроздь» второй книгой стихов, а «Горний путь» — первой потому, что в нее вошли более поздние ст-ния).
13.
Руль (Берлин). 1922. № 470, 4 июня. — Стихи 1979.
15.
Автограф — в открытке матери из Кембриджа от 25 октября 1921 г. под загл. «Сириньяна»: «Радость моя мамочка, этот стишок докажет тебе, что настроение у меня как всегда радостное. Если я доживу до ста лет, то и тогда душа моя будет разгуливать в коротких штанишках». (Berg Collection; ср. также: Бойд. Русские годы. С. 223).
19.
Руль 1921. № 321, 7 декабря, как второе ст-ние цикла «Осенние листья» (со ст-ниями 275 и 277).
20.
Руль. 1922. № 366, 29 января.
21.
Руль. 1921. № 300, И ноября, под загл. «Сказанье (из апокрифа)», опубликовано в сороковую годовщину смерти Ф. М. Достоевского. Автограф — в письме матери из Кембриджа от 6 ноября 1921 г.: «Сегодня же, муза моя разговелась стишком, символ которого: и в уродстве можно приметить красоту. Стишок сей очень украсил бы „Руль“…» (Berg Collection). По наблюдению О. Ронена (Ronen Omry. Nabokov