комиссию по выяснению такой возможности в Псковском, Островском, Опочецком уездах.
Командующий округом, как и каждый красноармеец, пользовался любой возможностью, чтобы облегчить тяжелое положение голодающего населения Питера и уездов. В их пользу командный состав и рядовые не раз отчисляли двухнедельное жалованье или однодневные хлебные пайки, проводили воскресники и даже устраивали благотворительные вечера. Известно, что Егоров принимал участие в одном из таких вечеров с обширной вокальной программой. У него был хороший голос — баритон. В 20?х годах бытовала легенда, будто Егоров в 1910—1914 годах был оперным певцом, выступая под псевдонимом Бакланов. Но это всего лишь легенда. По послужному списку Егоров не имел перерыва службы в армии. Стойкость этой легенды объясняется тем, что сам Егоров в автобиографии и анкетном листе делегата X Всероссийского съезда Советов на просьбу указать главное занятие до 1914 года выразит свое отношение к этим годам, занятым беспрерывными командировками в районы активных антиправительственных выступлений в Закавказье и лагерной подготовкой в Киевском военном округе, коротко: «Сцена»[70], вкладывая в это слово особый, оценочный смысл.
12 мая 1921 года Егоров провел смотр войск петроградского гарнизона. Из-за отсутствия сапог часть красноармейцев и даже целые школы на плац не вышли. Конский состав был признан наполовину неудовлетворительным. В остальных соединениях округа дело обстояло еще хуже, чем в Петрограде. В 611?м стрелковом полку 204?й отдельной бригады началась цинга.
Командование делало все возможное для обеспечения красноармейцев обмундированием и продовольствием. Когда из-за неурожая и отсутствия хлебных запасов пришлось сокращать норму выдачи хлеба, Егоров сократил ее до ? фунта в сутки служащим штабов, управлений, учреждений и заведений в Петрограде и пятидесятиверстной полосе губернии. Красноармейцам хлебный паек был оставлен прежний. Для улучшения снабжения частей Егоров первым среди командующих начинает создавать армейские кооперативные объединения по обработке выделенных им земельных участков.
Но особое внимание все же уделялось учебной подготовке. «Занятия, — указывал Егоров, — должны иметь вполне практический характер и все обучение вестись в духе активности, всемерно развивая в войсках стремление к действиям наступательного характера и к проявлению энергии и инициативы со стороны всех начальников»[71].
Зная, какую громадную роль играла конница в гражданской войне, он писал: «Кавалерийская часть в конном строю обладает могучим средством для поражения врага атакой, успех которой прежде всего зависит от решимости бесповоротно довести ее до конца. Поэтому идея наступления и бесповоротное стремление вперед должны в особенности преобладать во всех занятиях в коннице, вселяя и развивая в людях убеждение в могуществе и неотразимости лихой кавалерийской атаки» [72].
Вместе с тем уже тогда Егоров стремился к созданию воинских соединений, по возможности базирующихся на современной технике.
Подводя итоги работе, проделанной им в Петроградском военном округе, Егоров 3 сентября 1921 года, обращаясь к войскам, писал: «За трехлетнюю гражданскую войну все наши военные аппараты, строившиеся зачастую под огнем и наспех, нуждались в приведении их в стройный вид, что вами под моим руководством и сделано. Ваши усилия были направлены мною на боевую подготовку и на постановку военного и политического обучения на должную высоту»[73].
Это был его последний приказ по округу. Получив назначение на пост командующего Западным фронтом, он выехал в Смоленск. Однако и здесь Егоров пробыл недолго. Зимой 1922 года ему снова пришлось собираться в дорогу. На сей раз туда, где когда-то начиналась его военная служба, — в Тифлис, командующим Отдельной Кавказской армией. На эту должность его назначили по предложению руководителей закавказских большевиков Г. К. Орджоникидзе, С. М. Кирова и Ш. З. Элиавы, поддержанному И. В. Сталиным.
Тяжелый 1921 год — год кронштадтского мятежа, ликвидации небывалого даже по масштабам того времени бандитизма на Тамбовщине, в Сибири, на Кавказе, в Закавказье, на Украине, год напряженного труда по демобилизации и сокращению армии, обновлению командного состава, год непрерывной учебы — остался позади. Егоров имел право гордиться проделанной работой — незаметной, будничной, без каких-то героических эпизодов, но требующей величайшего напряжения и чрезвычайной четкости.
Кавказская Краснознаменная
Среди встречавших на Тифлисском вокзале были временно исполняющий обязанности командующего начальник штаба армии Семен Андреевич Пугачев, начальники отделов и управлений. Пока Пугачев представлял собравшихся, Егоров старался не только запомнить их фамилии, но и составить о них какое-то впечатление, пусть беглое и поверхностное.
Дела начал принимать в тот же день. Он знал: армия в основном состоит из частей и соединений бывшей 11?й; кроме того, каждая из закавказских республик на основании договоров о военно- экономическом союзе с РСФСР передала ей свои вооруженные силы, переформированные в отдельные бригады.
Егорову впервые приходилось командовать армией, где столь значительны были национальные части. Летом 1922 года национальные бригады переформировываются в Азербайджанскую, Армянскую и две Грузинские стрелковые дивизии. Он неоднократно требует от всех «чуткого подхода, внимательного отношения к особенностям быта… религиозным чувствам…»[74]. По его настоянию в специальном циркулярном письме «Всем комиссарам и командирам дивизий, военкомам армейских управлений, командирам и комиссарам полков и всему ответственному командному и политическому составу Отдельной Кавказской армии» было указано: «Командирам и комиссарам необходимо помнить, что поддержание авторитета начальника достигается не только путем строгого обращения с подчиненными, но и знанием своего дела, умением работать, учить и воспитывать красноармейцев»[75].
Большую помощь ему оказали Григорий Константинович Орджоникидзе, Александр Федорович Мясников (Мясникян), Шалва Зурабович Элиава — члены реввоенсовета армии. Встречался он и с выступавшими в частях С. М. Кировым, Н. Н. Наримановым, М. Г. Цхакая, М. Д. Орахелашвили, С. Лукашиным, С. Касьяном и др. И в самой армии Егоров имел подлинных интернационалистов, понимавших и учитывавших особенности края. Это были начальник политического управления армии М. И. Лисовский, командиры корпусов А. И. Тодорский и Н. В. Куйбышев, политработники Н. С. Окуджава и Г. А. Осепян, Е. В. Стельмах и А. X. Хумарьян. Вместе со многими из них А. И. Егоров был делегирован на X Всероссийский и I Всесоюзный съезды Советов. Мандат его был подписан А. Ф. Мясниковым и С. М. Кировым. Начиная с исторического I Всесоюзного съезда Советов, провозгласившего образование СССР, и по VI (1931 год) Александр Ильич Егоров избирался членом Союзного ЦИК всех созывов.
Переход армии на мирное положение и ее реорганизация в двадцатых годах осуществлялись в исключительно трудных условиях.
— На смену военным кампаниям, — шутил Егоров, — пришли огородные. Надо было кормить красноармейцев, живших буквально на голодном пайке. Дневной рацион бойцов составлял полтора фунта хлеба, пополам с ячменем и овсом, суп из ржавой селедки, ложка каши и два золотника (8 граммов) масла. Мясо было большой редкостью.
Для проверки боевого и морального состояния частей армии А. И. Егоров часто выезжал на места. В конце февраля — начале марта 1923 года он побывал в Батуме, Кутаисе, городах Армении, в начале июня — в Баку. Командующий принимал самое активное участие в политико-воспитательной работе среди красноармейцев и командиров. Он пользовался большой популярностью не только в армии, но и среди трудящегося населения Закавказья, избирался делегатом съездов Советов Грузии и ЗСФСР, а также членом ЦИК Закавказской Федерации.
Где-то в это время и увидела впервые Егорова писательница Галина Серебрякова. Высокий, стройный, «с той особой физической выправкой, в которой, как в осанке балерины или движениях спортсмена, проявляется отличное владение телом, каждым его мускулом», он показался ей «образцовым