— А у меня очередной прокол в работе и снова выговор, ну и прочие неприятности. Сазонов на каждой планерке станет по всем падежам склонять. Ему только дай повод, он свое не упустит,— вздохнул Яшка.
— А ты поговори с ним как с сыном, забудь, что чужой, внуши ему свое.
— Как с сыном? Да я давно б ему башку с резьбы скрутил бы, будь своим.
— Вот! Потому родного нет до сих пор. Не созрел для отца! Хотя не мешало бы вспомнить свое золотое детство, тоже подарком не был,— бурчал Илья Иванович.
— Ну, я костры в срубах не палил. И милиция тебя не стыдила.
— Зато в другом отличался. Или забыл, как вас бабы возле бани поколотили шайками за подсматриванье за ними? И ведь тоже кодлой и ни раз туда бегали. Друг дружке на плечи взбирались. И лупились в окна. Вам тогда тоже немного было, а уже в мужики лезли,— напомнил отец.
— Интересно стало, чем тетки от нас отличаются. Но, честно говоря, ни хрена мы тогда не увидели и не узнали. Темно было и много пара. Да и быстро нас увидели. Как заорали, как выскочили бабы! Все голые и злые. Все потому, что сопляки, а не мужики за ними подсматривали. Ну и надавали нам пиздюлей. Все шайки на нас погнули. А какой крик подняли на весь поселок, будто убили или ограбили их всех разом. За волосы и уши оттаскали так, что до конца жизни не забыть,— смеялся Яшка.
— Но кроме тебя никому не жаловались. Потому что вреда не причинили...
— Тебе о том не напоминали никогда? — хитро прищурился Илья Иванович, глянув на сына.
— Было такое. Даже бабка Спиридониха, она ближе всех к окну стояла, потому Глеб от испуга враз свалился с моих плеч. Ничего больше не увидел и не захотел смотреть. С него и этого хватило. Мы эту бабку потом десятой верстой обходили все годы. А она и теперь хвалится напропалую, что даже у пацанов вызывала интерес к своей персоне! — чертыхнулся Яшка.
— А помнишь, как вы отметили свой выпускной на сеновале?
— Зато всем классом!
— Ну да! Вас до вечера другого дня по домам растаскивали. Кого за ноги и руки уносили, других пинками гнали, кто-то ползком своим ходом добирался. Короче, ужрались круто. Друг друга не узнавали! Все в одну кучу свалились. Вперемешку, не понять кто где. Я тебя из таза с винегретом еле выкопал. Как туда попал, кто тебя урыть хотел вместе с аттестатом? Морда вся синяя от свеклы, в зубах огурец торчит, в руке бутылка водки, а в другой Маринка Силина. Та в холодец угодила ногами.
— Зато теперь она главный инженер стройуправления. Известный человек! В городе ее все знают и любят. Недавно виделись, к своим приезжала на выходной. Все такая же хохотушка, умница, но в личной жизни не повезло. Мужик гнилой попался, сущий кобель. Застала его с потаскухой и выкинула из дома. Дочку сама растит. О другом замужестве и слышать не хочет.
— А я думал, что у вас с нею любовь была?
— Не состоялось меж нами ничего. Хотя, нравилась мне эта девчонка. Но я в то время зеленым был, многого не понимал, потому упустил,— сознался Яшка честно и добавил, опустив голову:
— Все мы тогда были глупыми. И хотя говоришь, что в куче лежали, никакой грязи меж нами не было. Мы просто расслабились, нам всегда было хорошо всем вместе, особо без родителей и учителей. Мы тот день и теперь частенько вспоминаем, когда встречаемся. Ведь никому не помешали, не досадили, зато отдохнули классно,— вспомнил Яшка.
— А мы свой выпускной провели на берегу реки. Всю ночь костер жгли, пели, танцевали. Время было иное, о выпивке никто не думал. Веселились как умели. Всякие истории рассказывали. И тоже сами, без учителей. Зато до самого рассвета расходиться не хотелось.
— А ты вместе с Анискиным учился?
— С ним мы с самого беспортошного возраста дружим. С яслей. В детсаде у нас общая любовь была, одна на двоих. Из-за нее даже дрались.
— Небось, воспитательница? — ухмылялся Яков иронично.
— Э-э, нет! Мы в старух не влюблялись и не подсматривали за ними в бане. Ту девчонку звали
Катей! Она теперь управляющая банком, серьезный человек. А тогда, как кукла была. Уж очень красивая и добрая девчушка. Теперь у нее внучка, копия ее детства.
— Так она никому из вас не досталась. А почему? — полюбопытствовал Яков.
— Нашелся третий! Он не стал лишним. Катя и теперь с ним живет. Не так давно отметили серебряную свадьбу. Ей повезло. О своем выборе никогда не пожалела. А мы с Анискиным не жалуемся. Правда, жена его ворчливая. Но что делать? Баб не бывает без недостатков. Потому я не люблю к ним заходить, не могу слышать ее придирки к Толяну. Но он терпит. Наверное, привык к брюзге. Я бы не смог.
— Эй, Илюха! — послышалось со двора громкое. Терехины выглянули в окно.
Во дворе стоял Анатолий Петрович. Одной рукой держал за шиворот Степку, другою окровавленного петуха:
— Ты только глянь, что твой разбойник утворил! Принес вашего петуха и с моим давай стравливать. Мордами тыкал друг в друга, заставил в войнушку сражаться. Ну, те сцепились. Ощипали все перья, гребни в клочья, глаза чуть не вышибли, шум, крик на весь двор, а твой, шпана сидит, слюни пускает от удовольствия. Зрелище собразил, прохвост. Я и приволок к тебе на разборку! Ну, что за дела, скажи мне?
— Отпусти петуха! Степка! Зачем ты это отмочил? Кто разрешил? Почему окалечил петуха? А ну, иди сюда! — позвал насупившегося мальчишку.
— Они сами задрались. Я хотел их подружить, чтоб они, как вы с дедом, знались. А они из-за курицы поругались. Наш за нею побежал. Уже догнал ее, хотел у той на спине поехать, совсем как в цирке, а этот как растопырил крылья, подлетел и стал нашего раздевать. Гля, все перья из хвоста вместе с задницей вырвал. Я его отбрасывал, так он на меня кидаться стал как псих! Не получилось сдружить! — шмыгал носом мальчишка.
— Ладно, иди домой, укротитель Дуров. Не состоялся из тебя дрессировщик! — завел Степку в дом, позвал за собою Яшку и друга.
— Сдается мне, что пацаны недоброе замышляют. Уже какой день тусуются возле магазина Торшихи. И девахи с ними. Все навеселе, курят, а какие развязные, грубые, что ни слово, то мат. В наше время девчата не стояли бы рядом. А эти сами такие же. Пиво из банок хлещут, как мужики. Я подошел и спрашиваю:
— Что за сходка у вас? Иль праздник какой отмечаете? Чего тут собрались?
— А Верка Пронина огрызнулась:
— Какое ваше дело? Иль тут запретная зона, иль мешаем кому? Вали Анискин отсюда! Не крутись меж ног! Не мешай нам отдыхать, как мы хотим. Не лезь в души со своим носом!
— Ну, тут меня задело за живое! Высказал этой телке все, что о ней думал. Испозорил перед той кодлой вглухую. Она сначала пыталась отбрехиваться, а потом захлюпала и говорит:
— Ладно, Анискин, я тебя не задевала. Ты сам нарвался, ты и пожалеешь, даром не пройдет...
— А ты всерьез воспринял? — удивился Илья Иванович и продолжил:
— Кто что-то задумал всерьез, никогда о том не проболтается заранее. Зачем на себя пальцем указывать, ведь не дура круглая? Не подставит свою башку! Трепнула ради форса глупое. Не обращай на нее внимание, не бери до головы! —успокаивал друга. Тот, вдумавшись в сказанное, вскоре забыл услышанное от Верки, успокоился и вместе с Ильей Ивановичем присел к столу.
Степка воспользовался тем, что о нем забыли, снова выскочил во двор, побегал вокруг дома и... выскочил на улицу.
Ирина Николаевна пошла позвать мальца к столу, но нигде его не увидела и не дозвалась. Так и вернулась домой, решив, что скоро сам вернется. Мальчишка всегда приходил с улицы до наступленья сумерек, а теперь темнело рано. Значит, и Степка скоро появится,— подумала женщина. Она убрала со стола. И прилегла немного отдохнуть. Вскоре уснула.
Илья Иванович с Анискиным играли в шахматы, Яшку заинтересовала передача. Никто не обратил внимания, что за окном совсем стемнело, а Степки нет дома.
— Знаешь, опять мои сегодня с утра погрызлись,— пожаловался Анатолий другу.
— С чего? Иль снова получку не всю отдал?
