больше сотни километров. Там она на хлебе и картошке все лето просидела. В семье поверили, что девка поумнела, да хрен там. Домой вернулась и на другой день опять смылась в Москву. Но уже ни на Тверскую, а в притон. Их там полно, попробуй, сыщи, где прикипелась. А я отыскал. Сам понимаешь, конкурентки выдали. И знаешь, что я с ней утворил в тот день? — рассмеялся Илья Иванович:
— Заволок в парикмахерскую, попросил постричь наголо. Так и сделали. Ох, и визжала сучонка на все голоса, вырывалась, но я ей наручники надел и саму придержал. Потом домой привез, отец, когда увидел, чуть не рехнулся. Свою дочь не узнал. Я из нее новобранца изобразил. По всему поселку в таком виде провел. Тут и отец смекнул вскоре. Велел жене забрать у дочери всю парфюмерию, обрезать все когти и ногти, отобрал всю клевую одежду и опять в деревню выпихнул. Она там чахнуть стала. Депрессия одолела. Совсем девка завяла. Бабка испугалась и через пару месяцев воротила ее в город. От девки уже одни мощи остались, ее ничто не радовало. Врачи прямо говорили, чтоб родители к похоронам готовились, мол, сами виноваты, довели девчонку до стресса. Те и скажи Динке, мол, живи ты как хочешь, больше не полезем в твою судьбу. Но было уже поздно. Через месяц Динка умерла. А чего ей не хватало?
— Плетки и отцовского кулака с малого возраста. Лучше пусть вовсе не будет дочки, чем такая в семье заведется...
— Эй! Мужчины! Гляньте, какой Степа стал! — донесся с кухни голос Ирины Николаевны. Она уже вернулась из магазина, переодела мальчишку в обновки и крутила его во все стороны, рассматривая, что как сидит на нем, все ли подошло по размеру, удачно ли выбрана расцветка?
— Ну, мать! Ты умница! Все впору подобрала! — хвалил жену криминалист.
Степка немел от восторга. Он сам себя не узнавал в зеркале и, не веря в счастье, спрашивал:
— А это взаправду все мое? Или только примерить дали?
— Совсем твое! Носи на здоровье!
Мальчонка, оглядев себя в зеркале, внезапно спросил:
— А как мне теперь вас звать? Ведь вон как нарядили, почти как взрослого.
— До завтрашнего дня называй как хочешь! — отозвался Илья Иванович.
— А потом куда все подеваемся? — удивился Степка.
— Повезут тебя в детдом, там много ребятишек, мы позаботимся, чтоб никто не обижал и все дружили с тобой.
— Значит, тоже выгоните меня? А я думал, что вы полюбили. А раз не хотите, мне тоже ничего не надо! — стал снимать с себя обновки.
— Степка, ты зря обиделся. Мы будем приезжать, навещать тебя. Честное слово не дадим в обиду никому! Но теперь сам посмотри, мы все работаем. Тебе одному в доме будет совсем скучно. А там детвора, воспитатели, кучи всяких игрушек. Присесть будет некогда. Как только подрастешь, закончишь школу, вот тогда решим, как быть с тобой?
— И зачем все покупали, если в приют повезете?— оглядел удивленно взрослых и вздохнул, понял, что не уговорить их.
Мальчишка даже на ночь не хотел снимать костюм и рубашку, но Ирина Николаевна уговорила. А утром Степку повезли в приют. Вместе с мальчишкой начальник райотдела милиции отправил Яшку с Ильей Ивановичем, велев обоим не задерживаться и к обеду вернуться на работу.
Степка сидел рядом с Яшкой на переднем сиденье и запоминал дорогу. Он засыпал вопросами обоих мужчин, но на душе мальчишки было совсем невесело. Он так и не понял, почему его не оставили в семье Яшки? Ведь самому Степке там очень понравилось. Его за целый день никто не поругал и не побил, кормили и мыли, спал он в чистой постели, а не на полу, ни под койкой как у матери, его никто не обзывал и не пугал криком, в него ничем не швыряли и не выталкивали за дверь. А бабка Ирина на ночь даже сказку рассказала, какая она была добрая и красивая, про мотылька и бабочку, какие полюбили друг друга и улетели к морю, чтоб не замерзнуть зимой.
Степка так и заснул под эту сказку. Ночью во сне он крепко обнял за шею женщину, прижался к ней, как к родной, и до самого утра безмятежно улыбался во сне. Он всю ночь гонялся с сачком за бабочками. А утром проснулся весь мокрый. Степка заплакал от стыда. Такое с ним случалось иногда. Слишком крепко уснул... Потому когда повели в машину, пацан понял, что его не простили, хотя никто не ругал и не бил Степку. Его даже успокаивали.
Когда машина остановилась у ворот детского дома, Илья Иванович, оглядев забор, сказал едко:
— Да отсюда часто дети убегают. Вон сколько дырок в заборе! А двор какой скучный! Ни цветов, ни качелей, ни песочниц, будто тут стардом, а ни детский приют. И голосов, смеха не слышно. Куда дети подевались, почему их не видно?
— Обед у них теперь, вот и угомонили на то время! — неслышно подошел сторож детдома и спросил:
— А вас какая нужда к нам привела?
— Ребенка привезли. Нашли на дороге под самый выходной, родители бросили.
— Это вам к Алле Федоровне надоть! Нынче она всему голова. Заведующая в отпуске. Взамен себя заместительшу оставила. Да только не возьмет она! У нас перебор детворы. Вчерась двоих в обрат поворотили. Ни коек для них, ни питания нету! — говорил старик скрипучим голосом.
— Мы из милиции, у нас возьмет! — уверенно открыл калитку Илья Иванович и, махнув рукой, позвал за собою сына и Степку.
Они долго бродили по коридорам и комнатам, прежде чем разыскали Аллу Федоровну. Ее нашли на кухне, застрявшую меж кастрюль, баков, чайников, сковородок. Грузная, рыхлая женщина выгребала из бака остатки компота полойником и ела на ходу. Увидев посторонних, не смутилась, спросила гулко:
— Чего тут шляетесь?
— Тебя ищем! — не растерялся Илья Иванович.
— На кой предмет? — сунула черпак в бачок и, отделив от плиты могучее тело, подошла подбоченясь.
— Мы из райотдела милиции! — представился Яшка за обоих.
— Только вас тут не хватало! — сползла куда-то за пазуху улыбка с лица бабы.
— Ребенка к вам привезли. Нашли его на дороге ночью. Не стали в выходной тревожить. Но уж сегодня принимайте пополнение! — указал на Степку Яков.
— Нашли на дороге?
— На обочине! Он весь промок и замерз. Целый день голодный был! Бросили его! Похоже мамаша отделалась...
— Брось ты мне сопли на рукавах сушить. Видали мы таких! Небось прижил его с какой-то девкой, а нынче руки хотите развязать, нам подкинуть!
— Да что вы сочиняете? Чужой он мне,— краснел Яшка.
— А мне нет дела! Куда его дену? У нас и так перегруз, детей вдвое больше нормы. Вместо семидесяти пяти, полторы сотни. Ни за столами, ни на койках мест не достает. Не могу взять! Не посажу себе на голову!
— Мы оба из милиции!
— Родимый, да хоть из Кремля! Мне ваши мороки до задницы! Своих забот полные трусы! Не знаю как справлюсь. Заведующая в отпуске, я замещаю. И без нее даже говорить с вами не хочу, не решаю этих проблем. И приказать мне никто не может. Говорю вам как есть!
— А что мы с ним будем делать?
— Это ваша забота, хоть назад верните, или домой возьмите, я ничем не могу помочь. У меня у самой в доме четверо по лавкам скачут, целая банда! Одолели вконец!
— Я ничего не хочу слышать, сейчас же забирайте ребенка! Мы не отказники, мы из милиции! — вспыхнул Илья Иванович.
— Да пошел ты, дядя, знаешь куда! Освободите кухню! Чего приперлись как в хлев! Нечего на меня наезжать! Сама умею катить бочку! Давайте, отваливайте отсель! — поперла буром на Яшку.
— Мы не в гости, по служебному вопросу к вам направлены. Или хотите побеседовать с самим начальником милиции? Я вам не советую. Он и не таких обламывал и скручивал в бараний рог! Закроет в камеру недели на две, ни одного пацана, десяток примешь и всех разместишь, еще спасибо скажешь! —
