— Чтобы и его тоже украсть?
— Ну хватит, — сказал вор. — Спускайтесь, я вам все объясню.
— Ни за что! — сказал Пер Хаммар. — Вы наверняка еще и убийца.
— Я не вор и не убийца.
— Докажите, — потребовал Цацики.
— Неужели я похож на вора?
— Да, — сказал Цацики.
— Да, — сказал Пер Хаммар.
— Бред какой-то!
Судя по голосу, вор был раздражен и наверняка очень опасен, решил Цацики. Пер Хаммар тоже так считал.
— Йо-хо-хо, мои голубчики, разбойнички и душегубчики, — запел Пер. Он не помнил продолжения этой песенки и повторял одно и то же: — Йо-хо-хо, мои голубчики…
— Заткнись! — крикнул вор. — Это вы стащили мои джинсы?
— Мы! — крикнул Цацики, пытаясь перекричать Пера Хаммара.
— Зачем?
— Чтобы вы не сбежали с Мамашиной гитарой, неужели непонятно? — сказал Цацики.
— Я же буду чинить ее, — злобно ответил вор. — Гоните сюда мои штаны!
Цацики покачал головой.
— Проклятые молокососы! — заорал вор. — Отдавайте штаны!
Он так рассвирепел, что снял сапог и швырнул его в домик.
— Выходим на тропу войны! — проревел Цацики.
В домике под потолком Цацики хранил много полезных вещей. Там были красивые камни, которые он собрал с мамой и которые в игре превращались в сокровища. Там была старая сковорода, которую бабушка собиралась выкинуть на помойку. В ней Цацики с Пером Хаммаром жарили понарошку печенья и конфеты. Еще там был новый индейский лук со стрелами на присосках, подарок Йорана. Цацики натянул тетиву и прицелился. Стрела попала вору прямо в лоб.
— Ха, ты убит! — закричал Цацики.
Но вор был жив. Он только еще сильнее разозлился и побежал за стулом. Теперь он мог достать до домика рукой.
— Йо-хо-хо, мои голубчики, — пропел Пер Хаммар и со всего размаху треснул вора по пальцам сковородой.
Вор с грохотом повалился на пол и остался там лежать, поскуливая.
— Пожалуйста, прошу вас, отдайте джинсы, — умолял он.
— Не отдадим до прихода полиции, — ответил Цацики.
— Какой еще полиции?
— Той, которую я вызвал, — сказал Цацики.
— Ты вызвал полицию?
— Ну конечно. Сейчас они приедут. Вы разве не слышите вой сирен?
— Проклятье! — взвыл вор.
Он заметался по комнате, как загнанный заяц. Натянув один сапог и взяв второй в руку, он выбежал из комнаты. На ходу он схватил плед, который лежал на кресле.
Сирены затихли, и входная дверь с грохотом распахнулась. Цацики и Пер Хаммар спустились. Подбежав к окну, они как раз увидели, как трое полицейских схватили вора, когда он выскочил на улицу с пледом на бедрах.
Цацики открыл окно.
— Вы что-то забыли!
Джинсы спланировали вниз и упали на тротуар.
Вор посмотрел на Цацики и покачал головой. Потом стал что-то объяснять полицейским, пока они вели его к машине.
Мокрые простыни
Когда Мамаша вернулась домой, в квартире ее встретили полицейские и два возбужденных героя.
Цацики не понял, почему Мамаша расхохоталась, услышав, что произошло. Полицейские тоже этого не поняли.
— У нее шок, — бормотали они, глядя, как Мамаша, корчась от смеха, повалилась на диван.
— Ха-ха-ха, держите меня! — хохотала она, держась за живот. — В трусах с лосями и в одном сапоге!
— Все хорошо, успокойтесь, — уговаривали ее полицейские.
Цацики и Пер Хаммар ничего не понимали. Они-то думали, что Мамаша придет в восторг от их поступка. А она вела себя так, что Цацики было за нее просто стыдно.
Наконец она успокоилась и все объяснила. Теперь Цацики стало стыдно за себя.
Вор не был вором. Он действительно пришел за гитарой, которую надо было починить. Правда, Мамаша забыла об этом их предупредить, потому что думала только о своем интервью.
— Прости, — засмеялась она и обняла Цацики. — Но вы вели себя как настоящие герои. Вы же не знали, что бедняга Петер никакой не вор. Вопрос только в том, захочет ли он теперь чинить мою гитару…
— Он стащил наш плед, — сказал Цацики, пожав плечами. — Так что немножко он все равно вор.
Мамаше пришлось пойти в полицию и опознать Петера. Цацики и Пер Хаммар до последнего надеялись, что он все-таки окажется настоящим вором в розыске. Но это было не так.
— Не понимаю только, зачем он вылил воду на пол в кухне, — удивилась Мамаша, когда они вернулись домой. — Что за ерунда! И все эти бутерброды с вареньем… Ой, смотрите, он прожег стол.
Цацики и Пер переглянулись.
— Вот это да, — пропищал Пер Хаммар и густо покраснел. Цацики, невинно насвистывая, поглядывал в окно.
Мамаша подозрительно посмотрела на них.
— Кажется, вам что-то известно.
— Не-ет, — замотав головой, ответил Пер Хаммар. — Но ведь Петер, похоже, и вправду немного чокнутый.
— Вот-вот, — поддакнул Цацики. — Нормальные люди не расхаживают в розовых трусах и не играют в Тарзана в чужом доме.
С этим Мамаша была согласна.
Цацики и Пер Хаммар заперлись в ванной и дали друг другу торжественную клятву. Они никогда не признаются в том, что это они жгли спички! Если кто-то из них все же проговорится, то он должен будет либо пройтись голым по школьному двору, либо сунуть голову в дыру дедушкиного деревенского сортира.
Вечером ни один из них не мог уснуть. Пер Хаммар думал о разбойниках и душегубах, а Цацики — о пожаре. Мамаше пришлось лежать с ними и чесать им спинки. Пер Хаммар уснул только через час. Цацики просто закрыл глаза, притворившись, что спит.
Его мучила совесть. Она засела где-то в животе и в горле. Живот у него болел, а в горле застрял комок, потому что он соврал Мамаше про черное пятно на столе и свалил все на Петера. Он бы очень хотел рассказать, как все было на самом деле, но он же принес клятву. Нарушив ее, он не только предаст своего лучшего друга, но и вынужден будет пройтись голым по школьному двору. Опускать голову в сортир он
