что играл слишком плохо.
— Может, поиграем в умирающего лебедя? — вздохнув, предложила Мамаша и выключила радио, где крутили песню Элвиса.
— Нет, — сказал Цацики. — Давай лучше в футбол.
— А я думала, что это будут мои самые счастливые деньки, — снова вздохнула Мамаша и пропустила простейший гол. — Диск продается, у нас отличный рейтинг, почему же я так несчастна?
— Потому, что Йоран женится, — сказал Цацики и забил еще один гол.
И Цацики, и Мамаша были приглашены на свадьбу. Цацики надел свой костюм, хотя уже немного вырос из него. А еще он подстригся.
— Ты не хочешь снова сделать ирокез? — спросила его Мамаша, когда они пришли в парикмахерскую.
— Нет, — сказал Цацики. — Я не хочу больше быть могиканином. Так я буду думать только о Йоране.
В церковь пригласили не очень много народу. Это были в основном сослуживцы Йорана и Будиль.
Цацики был знаком со многими из них, но он никогда не видел их такими нарядными. На всех была роскошная форма с блестящими золотыми пуговицами. На головах стильные фуражки, сбоку сабли.
Самый красивый был Йоран. Такой красивый, что у Цацики на глаза навернулись слезы. Мамаша тоже чуть не прослезилась, когда обнимала его.
— Будь счастлив, солдат, — всхлипнула она.
— Садитесь в первом ряду, — сказал Йоран. — Вы — моя семья.
— Тогда нечего было уезжать от нас, — серьезно ответил Цацики. — Раз мы твоя семья.
Церковь была торжественно убрана, вышел священник, одетый в белую мантию.
— А я-то хороша, платок носовой забыла, — сказала Мамаша.
— Ты что, простудилась? — спросил Цацики.
— Нет, — сказала Мамаша, — просто на свадьбах принято плакать.
Оно и понятно, — подумал Цацики. Зрелище было не из веселых. Платок бы ему и самому пригодился. Когда Йоран с Будиль шли по главному проходу, он понял, что Йоран уходит от них навсегда.
Цацики всхлипнул. Мамаша взяла его за руку и до боли сжала ее. Но в сердце было больнее. От боли у Цацики даже в ушах зашумело. Слова священника дошли до него только когда тот произнес имя Йорана.
— Я спрашиваю тебя, Йоран Ларсон, согласен ли ты взять в жены Будиль Марию Линдстрем и любить ее в горе и радости?
— Нет! — закричал Цацики, и голос его эхом прокатился по церкви. — Нет, Йоран! Не делай этого!
Священник удивленно посмотрел на него. Кто-то из гостей громко засмеялся. Будиль и Йоран обернулись. Йоран улыбнулся и подмигнул Цацики. Это означало, что он не сердится. Зато Будиль была вне себя от бешенства.
— Почему ты ответил «нет» за Йорана? — спросил священник.
— Он должен быть с нами, — всхлипнул Цацики. — А не с ней.
— Счастье для одного часто оборачивается несчастьем для другого, — серьезно сказал священник. — Но ведь вы, Йоран, женившись на Будиль, не забудете этого мальчика?
— Конечно, нет, — ответил Йоран. — Как же я смогу забыть его?
— Тогда попробуем еще раз, — сказал священник. — Итак, я спрашиваю тебя, Йоран Ларсон, согласен ли ты взять в жены Будиль Марию Линдстрем и любить ее в горе и радости?
— Нет!
На этот раз закричала Мамаша. Она протиснулась мимо Цацики и вышла в проход.
— Цацики прав, — сказала она. — Ты должен быть с нами!
Сердце Цацики заколотилось, когда Йоран, так и не ответив на вопрос священника, снова обернулся.
Священник вздохнул и во второй раз опустил свою книгу.
— Почему? — спросил Йоран.
— Потому что я тебя люблю, — сказала Мамаша. — Черт меня подери, если я не люблю тебя!
— Не сквернословьте в храме Божьем, — сделал ей замечание священник.
— Простите, — сказала Мамаша. — Я слишком взволнована. Я этого раньше не знала… Вернее, я не была уверена…
Нигде не бывает так тихо, как в церкви — это Цацики и так знал, но после Мамашиных слов наступила такая тишина, какая бывает разве что на небесах. Волосы у Цацики встали дыбом безо всякого геля, просто от напряжения.
Священник отирал пот со лба, Будиль беспомощно открывала и закрывала рот, как золотая рыбка, а Йоран широко улыбался Мамаше. Его глаза блестели.
— Что ты сказала?
— Я тебя люблю, — ответила Мамаша. — Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю!
— И я тебя!
Цацики встал и подошел к Мамаше. Так вот они и стояли, прямо посреди прохода, и ждали.
Кто-то из гостей начал громко возмущаться, кто-то снова засмеялся. Но Цацики не было до этого дела. И священнику тоже. Он тоже ждал.
Йоран посмотрел на Будиль и пожал плечами. Он притянул ее к себе, обнял и что-то прошептал. Будиль отошла на шаг назад и нанесла ему хук правой.
— Не деритесь в храме Божьем, — сказал священник и снова отер лоб.
Мама Будиль грохнулась в обморок, а сама Будиль с яростным видом двинулась к выходу. Цацики было жаль ее.
Мамаша подбежала к Йорану и поцеловала его. Поцелуй мог бы быть и покороче, и Цацики смущенно улыбнулся гостям, которые во все глаза уставились на Йорана и Мамашу.
— Венчание, наверное, окончено, — устало проговорил священник.
Органист совсем запутался и снова заиграл свадебный марш. А Йоран взял Мамашу и Цацики за руки, и они все вместе вышли из церкви.
Настоящая семья
— Я не хочу венчаться в церкви, — сказала Мамаша.
— Хорошо, — ответил Йоран. — Только на свадьбу позовем много гостей. И ты наденешь белое платье.
— Мятежница в свадебном платье, — вздохнула Мамаша. — Как это будет выглядеть?
— Будет красиво, — сказал Йоран и поцеловал Мамашу в десятый раз.
Цацики было немного стыдно, когда люди оборачивались на них. Они возвращались домой. Йоран нахлобучил свою фуражку Цацики на голову, и весеннее солнце приятно грело макушку.
— Ладно, — сказала Мамаша. — Так и быть, надену платье.
— Тогда мне нужен фрак, — возмутился Цацики. — А иначе я на свадьбу не пойду.
— Конечно же, мы купим тебе фрак, — засмеялась Мамаша.
— И цилиндр, — добавил Цацики.
— И цилиндр, — согласилась Мамаша.
— А еще у нас будет пятеро детей, — сказал Йоран. — Пятеро отличнейших ребятишек, таких же, как Цацики.
