— Мне очень нравится ходить в твоих одежках, — искренне ответила Линор. — Я в жизни не носила рубашек, даже дома, а теперь понимаю, как это удобно.
Кроме того, покупка новой одежды могла сделать брешь в бюджете Линор. Разве что попадется дешевая распродажа… Хорошо, что она так сильно изменилась. Та, прежняя Линор каждый месяц жаждала новых туалетов, а эту вполне устраивала старая мужская клетчатая рубашка в качестве обновки.
— К тому же Флоренс обещала отдать мне платья времен своей беременности. А Кэтрин обещала спросить свою сестру, не осталось ли у той чего-нибудь…
— И ты наденешь ношеные вещи? Может, лучше я дам тебе денег на новые?
Легкое пренебрежение в его голосе задело Линор за живое.
— Нет, спасибо. — Отказ доставил ей огромное удовольствие.
— Ты предпочитаешь принимать подачки от подруг вместо того, чтобы купить приличную новую одежду?
— Нищие не выбирают.
— Ты не нищая. И никогда таковой не будешь.
— Никогда не говори «никогда», — усмехнулась Линор.
Безапелляционный тон Аллана раздражал ее. Неужели он высоколобый сноб? Снова и снова Линор убеждалась, что плохо знает этого мужчину.
Аллан присел на корточки рядом с ней.
— И запомни, пожалуйста, что в доме я хочу видеть только новую мебель. Никаких бывших в употреблении вещей или подарков неизвестных благодетелей.
— А как насчет антиквариата? Помнишь ту отличную маленькую лавку древностей? Тебе же там понравилось кое-что — комод, конторка…
— Я думал, мы просто разглядываем старинные вещи. Ни за что бы не согласился приобретать эту рухлядь для моего дома.
— Я бы не называла антикварные вещи рухлядью. Тем более что некоторые из них были абсолютно в стиле твоего особняка. Это все равно что называть старой развалиной Букингемский дворец по той только причине, что он построен несколько столетий назад.
— Бог с ним, с дворцом. Ты можешь покупать стилизованную мебель.
— Но это же глупо. — Линор никак не могла понять, почему он так уперся. — Что на тебя нашло?
— Ты не поймешь.
— А я попробую.
— Ты выросла в роскоши.
— Вырасти в роскоши еще не значит не знать горя.
— Это так. Я рос в богатом доме, хотя он мне и не принадлежал, и знаю, что ты права. Однако… — В голосе его появились нотки горечи. — Моя мама старалась как могла, но все равно с трудом обеспечивала вас. Мы не могли себе позволить покупать новые вещи. Вся моя одежда была куплена на распродажах или на благотворительных базарах.
— Ну и что? Зато тебе было что носить. Другие дети лишены и этого.
— Представь, каково явиться в школу в обновке и узнать, что курточка или джинсы раньше принадлежали кому-нибудь из твоих приятелей.
Ох! Линор словно почувствовала укол в самое сердце. Она вспомнила, как вместе с подружками дразнила одноклассницу, всегда носившую платьишки из секонд-хэнда. Линор тогда и в голову не приходило, что этой девочке, Элис, просто больше нечего было надеть.
— Дети порой бывают очень жестоки. — Вот и все, что она сказала.
— Еще как. Ты даже не представляешь.
Что ж, зато Линор представляла, как жестоки могут оказаться взрослые. Правда, это не мешало ей переживать боль Аллана, как свою. Она боролась с желанием обнять его и поцелуем прогнать из его души старые обиды.
Аллан напряженно смотрел перед собой.
— Я был изгоем общества. И каждый, кому не лень, давал мне это понять.
Линор так и видела светловолосого худенького мальчика, загнанного в угол десятком хохочущих здоровяков…
— Но теперь все изменилось. Ты прошел через это испытание, и оно закалило тебя.
— Наверное, да. — Он встретился с ней взглядом. — Ты можешь считать меня снобом, или эгоистом, или кем хочешь, но я так долго трудился, что могу позволить себе обставить мой дом только новой мебелью.
— Хорошо, пусть так. Если ты вдруг переменишь свое мнение…
— Нет. Я не принадлежу к людям, меняющим свое мнение.
Его резкий тон отрезвил Линор, развеял ее надежды. Вряд ли их отношения когда-нибудь изменятся. Ну и пусть, она не собирается навязываться.
— А это что такое? — Аллан, переменив тему разговора, тронул рукой предмет обстановки. — Что-то не могу понять…
— Это манеж, просто он еще не разложен, — пояснила Линор. — Я увидела его на распродаже и тут же поняла, что он идеально подходит для детской. Ведь ты не против, чтобы я покупала на распродаже совершенно новые вещи?
— Нет, конечно.
Слава Богу, хоть здесь он не возражает. Иначе ей никогда не закончить работу над интерьером. Аллан тем временем вертел в руках большую пластиковую букву А ярко-красного цвета.
— А это для чего?
— Разве тебе не нравится? — Линор подала ему еще несколько штук — красновато-лиловую О и Д цвета молодой листвы. — Это наклейки. Я хочу на каждый предмет наклеить букву, на которую он называется. Так ребенку будет легче учить буквы, а заодно и запоминать слова.
— По-моему, это отличная идея. Только я бы покрасил О в синий цвет.
— Цветовая азбука у каждого своя, — пожала плечами Линор. — Я вот всегда представляла гласные прозрачными, как стеклышки, а согласные — наоборот, густо окрашенными.
— А какого цвета будут обои?
— Светло-голубыми, мягкими и моющимися.
— Здорово. Ребенку должно понравиться.
— Я на то и рассчитываю, — кивнула Линор, довольно улыбаясь. Чем дальше, тем больше ей нравилось заниматься дизайном интерьера. Это давалось ей куда легче, чем работа в офисе. — А буковки можно отклеить, когда ребенок подрастет. Тогда он сможет играть с ними, складывать разные слова.
— Я вижу, ты обо всем подумала.
— Да, конечно. В квартире, которую я сниму, у ребенка вряд ли будет такая роскошная детская, так пусть он приходит сюда играть.
С трудом сглотнув, Аллан произнес:
— Ты можешь оставаться в этом доме сколько пожелаешь.
И тут Линор ощутила какое-то легкое шевеление в животе. Сначала она подумала, что это нервная реакция на слова Аллана, но шевеление повторилось. Ребенок! Это мог быть только ребенок!
Аллан тревожно смотрел на нее.
— С тобой все в порядке?
Она кивнула, глядя на него широко открытыми глазами.
— Это… это Наследничек. Я его почувствовала. Он пошевелился.
— Правда?
— Мне так показалось. Дай-ка руку.
Линор схватила его ладонь и прижала к своему животу. Забыв про все обиды, она была счастлива, что может разделить с Алланом этот момент. Легкое шевеление — будто бабочка задела крылом — повторилось.
— Вот-вот! Опять! Ты чувствуешь?
— Нет. — Аллан от напряжения свел брови. — Может, тебе показалось?
