меч Сарматии. Я видел его ранее. Раз в год, весной, амазонки выносили меч из пещеры и поклонялись ему. Я попытался уговорить Уштару и Кауну сдаться. И Уштара ответила мне… Ее ответ остался на моем лице… Стрела Намгена поразила ее, когда они попытались скрыться в пещере. В ответ Кауна метнула дротик. Чудо спасло сирака от смерти. Намген был ранен… Сиракские воины ворвались внутрь пещеры и захватили сокровища, но ни меча Сарматии, ни Кауны они не обнаружили… Позже мы нашли потайной выход из пещеры. Воины обыскали близлежащие горы, но никого не нашли.
— Значит, меч утерян навсегда?
— Нет, мой повелитель! Боги благоволили ко мне. Случилось так, что я оказался с Намгеном в Танаисе в день прибытия твоего брата Котиса в город. Там мы случайно столкнулись с Кауной. Меч был при ней. Мы пустились в погоню, и когда мы догнали ее, этот волчонок Умабий вступился за нее. Намген решил отомстить ему и перехватить его отряд на обратном пути из Танаиса в стан Евнона. Но Кауна снова помешала нам. Меч остался у этой девчонки.
— Девчонка — твоя дочь и, судя по твоим словам, достаточно смелая.
Злобная гримаса исказила и без того уродливое лицо Харитона.
— Продолжай. Я слушаю тебя.
Совладав со своими чувствами, Харитон продолжил:
— Намген слышал, как Котис приглашал Умабия отправиться весной в Рим.
— Я понимаю, что сам ты предстать пред очами моего братца побоялся.
— Помня крутой нрав мальчика Котиса, которого мне довелось обучать, я не сомневался, что он тут же казнит меня за воровство.
Митридат ухмыльнулся:
— Ты прав, Котис бывает вспыльчив и крут, но обладает холодным и расчетливым умом… Продолжай.
— До Пантикапея их обещал доставить купец Ахиллес Непоседа. Поэтому я ждал в Танаисе. Это была единственная возможность вновь увидеть Кауну. Предчувствие меня не обмануло. Она появилась с Умабием. Корабли Ахиллеса отплыли на следующий день, и я не успел что-либо предпринять. На денежные средства, что остались у меня от сокровищ амазонок, я нанял корабль и последовал за ними. И вот теперь хочу сообщить, мой повелитель, — меч Сарматии в Пантикапее! — последние слова Харитон произнес, почти захлебываясь слюной. Спешно стерев влагу с бороды, он добавил: — Кауна среди телохранителей послов Евнона. Меч у нее. Забери его!
— Мне он не нужен.
— К-как, к-как же так? Ты же хотел… — Левый глаз Харитона округлился, веко правого задергалось.
Митридат рассмеялся. Подавив в себе смех, сказал:
— Я был глупым юнцом и верил в чудеса, но, как видишь, повзрослел. А ты? Неужели ты до сих пор веришь, что при помощи вещи, пусть даже это оружие, можно стать царем? — Смех Митридата вновь растекся по пустому залу. — Власть или передается по наследству, или ее добиваются. Добиваются умом, силой, хитростью, а зачастую подлостью и предательством, и никакой чудесный меч не поможет, если ты лишен способностей. Многие, будучи не царского рода, всходили на трон благодаря своим способностям. Вспомни персидского царя Кира Великого, македонцев Селевка и Птолемея или моего деда Асандра, отвоевавшего Боспор у понтийского царя Фарнака. И не только в этом причина. Портить отношения с аорсами сейчас мне не выгодно. Так что труды твои оказались напрасны. Но я ценю твою верность и, чтобы возблагодарить тебя за перенесенные лишения, оставляю тебя служить при дворе. Ты будешь получать достойное жалованье.
Харитон, радостно воскликнув, в третий раз повалился на пол:
— О царь, моя благодарность к тебе безмерна!
Он был счастлив — это то, к чему он стремился. Харитон понимал, что с такой внешностью ему вряд ли удастся стать царем, и возможность быть вельможей повелителя Боспора его обрадовала. Ко всему прочему отказ Митридата от меча развязывал ему руки. Он сам завладеет чудодейственным оружием, а там кто знает… Царь Македонии Филлип, отец Александра Великого, тоже был одноглаз. А Митридат, сам того не зная, подарил ему надежду. Он сказал:
— Ты должен послужить мне. Я сомневаюсь в верности Котиса и не ведаю замыслов аорсов. Мне надо знать, что они будут делать в Риме. Я хочу послать тебя с купцом Ахиллесом вслед за ними.
— Царь, не доверяй купцу! Ахиллес в дружбе с Котисом и молодым аорсом.
— Ты еще не стал придворным, а уже начинаешь плести сети недоверия. — В голосе Митридата послышалось раздражение. — Ахиллес — достойный муж и давно служит мне!
«Мне ли?» — промелькнуло в голове царя. Харитон все же посеял в его душе семя сомнения.
— Прости, повелитель!
Митридат на короткое время впал в раздумье, а затем продолжил:
— Котис умен, скрытен и недоверчив. Пошли я с ним кого-нибудь из своих вельмож, он сразу распознает в нем соглядатая, а у воинов и прислуги мало возможности добыть сведения о его действиях. Единственный, кому я мог бы довериться, это Ахиллес Непоседа, но теперь… Ты отправишься с купцом Фотием, есть у меня верный человек. Но справишься ли ты без Ахиллеса? Есть ли у тебя знакомства среди римских вельмож? Из твоего рассказа я понял, что ты был простым слугой, рабом своего хозяина.
— У каждого римского вельможи есть слуги, а у слуг есть уши, чтобы слышать, глаза, чтобы видеть, и язык, чтобы в нужный момент шепнуть своему хозяину то, что будет выгодно мне. У меня нет знакомых патрициев, если не считать моих бывших хозяев, и уж тем более сенаторов, но у меня были знакомые слуги, и если мне удастся их разыскать, то я могу узнать многое. А если повелитель снабдит меня некоторым количеством монет, то это развяжет многие языки. И еще, мне бы не помешало письмо, свидетельствующее о том, что я являюсь посланником царя Боспора.
— Ты получишь то, что просишь. Надеюсь, мое письмо и пантикапейские статеры помогут тебе, но запомни — я должен знать все. Если ты получишь достоверные сведения об измене брата, незамедлительно возвращайся назад. Фотий будет ждать тебя в Бурундзии. И не вздумай обмануть меня…
Наутро три военных боспорских корабля, покинув порт Пантикапея, вышли в море. Они везли посольство Митридата и аорсов в Рим. Спустя два дня корабль купца Фотия отплыл в том же направлении.
Глава вторая
Мачту поставили, парусы белые
все распустили;
Средний немедленно ветер надул,
и, поплывшему судну,
Страшно вкруг киля его зашумели
пурпурные волны;
Быстро оно по волнам, бразды
оставляя, летело.
Отсутствующий в первой половине дня попутный ветер надул паруса, и теперь продолговатые тела боспорских кораблей скользили по залитой солнцем водной ряби, следуя друг за другом вдоль берегов Таврики. Котис велел плыть на запад. Исходя из своих немалых познаний в науке вождения кораблей и идя навстречу пожеланиям Умабия, желающего посетить Афины, он отбросил сухопутный путь до Рима. Путникам предстояло преодолеть Понт Эвксинский, Пропонтиду, Эгейское, Ионийское и Тирренское
