растворились в полутьме зала. При виде обильных яств Умабий сглотнул слюну. Ни он, ни Котис с утра ничего не ели, а потому, не сговариваясь, принялись поглощать пищу, время от времени воздавая хвалу поварам Сардоса. Сам хозяин не преминул вскоре явиться. Эмилий наклонился к возлежащему на ложе Котису, спросил:
— Кого из девушек выбрали мои достопочтенные гости?
Котис вопросительно посмотрел на Умабия.
— Нет, нет, мне никого не надо, — запротестовал сармат. Котис засмеялся, а затем, обращаясь к Сардосу, произнес:
— Стрела Купидона засела в сердце моего молодого друга. Его мысли тревожит лишь одна девушка, но ее нет среди твоих гетер.
Умабий смущенно покраснел.
— Мои красавицы лечат любые раны. Это настоящие гетеры, а не потрепанные шлюхи из лупанариев. Не успеет в небе взойти луна, как юный Аполлон забудет о своей возлюбленной. Так кого же пригласить лечить ваши сердца?
— Позови беловолосую и смуглую красавицу с браслетом на запястье.
— О-о-о, белокурая Лютгарда из страны гермундуров и Замирра из далекой Месопотамии! Прекрасный выбор, царевич. Девушки обучены манерам и неплохо разговаривают на латыни и греческом языке. Уверен, вы будете довольны. Спешу исполнить ваши пожелания и прислать девушек к вам.
Эмилий засеменил в зал. Вскоре к трапезе Котиса и Умабия присоединились пышногрудая и широкобедрая Лютгарда и худенькая смуглянка Замирра.
Девушки вели себя непринужденно; смеялись, шутили, не забывая при этом время от времени наполнять чаши гостей вином. Умабий же, напротив, чувствовал себя скованно, но вскоре Бахус напустил на него свои чары, в голове сармата приятно зашумело, на лице появилась блаженная улыбка. Котис времени даром не терял. После очередной чаши вина он запустил пальцы левой руки в густые светло-русые волосы Лютгарды, правой обнял ее и страстно впился в губы девушки. Умабий смущенно отвел взгляд. Замирра заметила его смущение, засмеялась. Котис оторвался от соблазнительных губ германки, посмотрел помутневшим взором на Умабия и медленно произнес:
— Прости, мой друг, но мы ненадолго оставим вас. Надеюсь, ты разумно распорядишься предоставленным тебе временем.
Краска смущения вновь залила лицо сармата. Котис тяжело поднялся, подмигнул Умабию и, опираясь на Лютгарду, пошатываясь, покинул нишу. Замирра наполнила чашу вином, подала Умабию. Осушив ее до дна, сармат почувствовал, что туман опьянения густеет все больше, затмевая его рассудок. Пытаясь привести мысли в порядок, Умабий потряс головой, после чего обратил взор на Замирру. Девушка расценила его взгляд по-своему. Обвив руками могучую шею степняка, она покрыла его лицо жаркими поцелуями. Дальше Умабия поглотил сон, туманный и сладостный. Сармат ответил на ласки девушки, но вскоре ее облик стал меняться. Замирра преобразилась в его жену Торику, а затем в Кауну.
Туман отступил, сознание вернулось, но образ Кауны все еще стоял перед ним. Желая окончательно прийти в себя, он потер лицо ладонями. В висках что-то стучало, причиняло боль. Конечности с трудом повиновались его воле. Умабий отнял ладони от лица. Образ Кауны не исчез. Осмотрелся; глубокая ночь, он стоит у входа в «Хижину Бахуса», перед ним не видение, а настоящая Кауна. В ее глазах читались гнев и презрение.
Кроме Кауны его окружали не пришедший в себя после обильных возлияний Котис, их проводник римлянин Гней Виниций, Квинт, один из боспорских воинов, а также галл Амбиорикс — рудиарий, служивший телохранителем у Сервия Цецилия. Квинт, Амбиорикс и боспорец держали факелы.
Возбужденный Виниций метался между Умабием и Котисом:
— Слава Юпитеру, вы живы! Ваше внезапное исчезновение подняло на ноги весь дом Цецилия. Венед Горд обезумел, этот Геркулес грозится разрушить Рим, если с вами что-нибудь случится. Он носится по городу с вельможами царевича и телохранителями Цецилия, пытаясь отыскать вас. Сенатор узнал, что вы исчезли, и чуть не лишился дара речи. Он ответствен за вас перед сенатом и императором. Вы являетесь драгоценными особами, ведь в случае вашей смерти на земле империи может разразиться война с государствами, которые вы представляете. Скорее поспешим в дом Цецилия! Надо успокоить несчастного Сервия. Сегодня его уведомили, что император в ближайшие дни, возможно, примет ваши посольства в сенате. Прошу вас поторопиться!
Несмотря на все старания Гнея Виниция, они медленно шли по одной из улиц Субуры. Причиной тому были Котис и Умабий, не способные к быстрой ходьбе. В связи с чем и несмотря на их протесты, к Котису приставили боспорца, а к Умабию Квинта. Телохранителям приходилось освещать путь факелами и одновременно поддерживать своих подопечных под локти. Позади всех с удрученным видом шла Кауна. С ней шагал коренастый Амбиорикс. Процессию возглавлял проводник Виниций.
Узкая улица расширилась. Здесь заканчивалась Субура. Еще несколько десятков шагов, и они покинут мрачный район. Но тут случилось непредвиденное. Проводник, прервав на полуслове свою пространственную речь, остановился. Темные, похожие на тени фигуры перегородили освещенную луной улицу. Их было около десятка. Виниций, опасаясь за свою жизнь, отступил к телохранителям. Позади раздался тихий свист. Умабий обернулся. В свете луны он различил рядом с атлетически сложенным галлом Амбиориксом стройную фигуру Кауны. Девушка уже успела вынуть меч из ножен. Его лезвие зловеще поблескивало в ночи, угрожая пятерке неизвестных людей, отрезавших им путь к отступлению. Западня захлопнулась. В освещенный светом факелов круг ступил один из незнакомцев.
— Серебряная Маска! — голос Виниция испуганно прозвучал в ночной тишине.
Даже в полутьме Умабий признал высокого человека в капюшоне. Это был один из трех подозрительных людей, что встретились им неподалеку от входа в «Хижину Бахуса». Именно его взгляд почувствовал на себе Умабий, когда они с Котисом входили в заведение Эмилия Сардоса. Теперь его лицо скрывала серебряная маска в виде головы быка, отчего он походил на легендарное греческое чудовище — Минотавра. Судя по его уверенному поведению, именно он являлся предводителем людей в капюшонах. Недолго думая, навстречу ему выступил Гней Виниций, на это его подвигло вновь обретенное самообладание и ответственность за жизни послов, возложенная на него высшей властью.
— По какому праву вы преградили путь иноземным послам Рима! Немедленно пропустите нас! Эмилий Сардос заверил меня, что посетителей его заведения в Субуре никто не тронет. Он платит главарям за спокойствие…
— Мне он не платит ничего, — послышался из-под маски приглушенный и полный раздражения голос. — Я сам по себе, и мне плевать на Эмилия и главарей субурских воров.
— Вы забыли, что жизнь послов считается неприкосновенной и находится под защитой божественного императора Клавдия!
— Нашим императорам следовало бы больше заботиться о сохранности своих жизней. — В словах предводителя чувствовалась ирония. Среди людей в капюшонах послышался смех. Предводитель изрек правду. Довольно часто властители Рима преждевременно заканчивали жизненный путь, погибая от рук убийц. — Мне не нужны ваши жизни. Достаточно будет, если вы по своей воле отдадите нам все имеющиеся у вас ценности. Иначе мне придется взять их силой. — Ирония в голосе предводителя пропала. Зловещим тоном он приказал Виницию: — Уйди с моих глаз! Украшений на тебе нет и сумы с монетами тоже. Ты мне не нужен. А вот золотые перышки у этого иноземного петушка я с удовольствием повыдергаю.
Предводитель посмотрел на сармата. Его взгляд привлек массивный золотой браслет, змеей обвивший руку варвара от запястья до локтя. Оттолкнув проводника, он шагнул к Умабию. Виниций поспешил спрятаться за спинами телохранителей. Котис освободился от опеки боспорского воина, выступил вперед, заслонив собой Умабия. Предводитель попытался оттолкнуть и его, но Котис, не имевший при себе оружия, стукнул его кулаком в грудь. Предводитель пошатнулся и молниеносно выхватил спрятанный под одеждой короткий меч. В то же мгновение в руках грабителей блеснули лезвия ножей и мечей. Смертельная опасность нависла над боспорским царевичем. Выручил Квинт. Он ткнул факелом в лицо главаря. Предводитель разбойников отпрянул. Это позволило Котису избежать сиюминутной
