Майору уже доложили, что выбыли убитыми и ранеными едва не половина личного состава. Погиб один из командиров рот, прошедший войну от Польши, маршировавший на торжественном параде в Париже. Погибли несколько молодых взводных командиров. С тяжелой контузией увезли в тыл начальника штаба батальона, опытного и хладнокровного офицера. Кем его заменять, если почти все ротные лишь недавно заняли свои должности?
Гибель его людей дорого обошлась большевикам, но легче от этого не становилось. До недавнего времени, несмотря на потери, армия двигалась вперед, как заведенный механизм. Сейчас механизм давал сбои.
Майор помнил времена, когда, не ставя ни во что врага, с самолетов сбрасывали листовки с сообщениями, что такого-то числа будет взят очередной город, за ним следующий — обороняться бесполезно, лучше сдавайтесь или отступайте. Зловещие обещания почти всегда сбывались. Это действовало русским на нервы, они порой не верили в собственные силы, торопливо отступали, а многие сдавались в плен. Майор хорошо помнил бесконечные колонны красноармейцев, понуро шагавших по дорогам, колонны трофейных грузовиков, сгоревшие русские танки.
Но все менялось. Сначала зимний контрудар под Москвой, где вермахт потерял 200 тысяч солдат и офицеров. В эти цифры не хотелось верить — но так было. Летом русские бежали от Харькова и до Волги, неся огромные потери, и снова сдавались в плен. Но октябрь сорок второго года — это уже не лето. Оглядывая еще раз огромный цех, майор видел, что красноармейцы гибли с оружием в руках, часто вступая в рукопашные схватки. Значит, что-то стронулось в механизме войны.
К майору подвели парня в телогрейке, ватных штанах, с перевязанным раненым плечом и разбитым затекшим лицом. Начальник разведки держал в руках винтовку с оптическим прицелом.
— Это снайпер, господин майор. И он тут был не один, а целая шайка. Мы насчитали тридцать шесть человек, которых русские убили выстрелами в голову. Из них семь офицеров. Это почерк снайперов.
— И от бессилия вы разбили ему морду? — насмешливо спросил майор. — Добивали бы тогда сразу. Спросите, много ли снайперов воевали на нашем участке?
— Он говорит, что немного.
— И у всех винтовки с оптическим прицелом?
Переводчик сообщил, что прицелов мало, но хороших стрелков хватает.
— Ну и что он ждет за свои подвиги?
Парень молчал, уставясь в носки раздолбанных, подвязанных проволокой ботинок.
— Он не ждет ничего хорошего, — четко ответил переводчик, подтянутый лейтенант в портупее, начищенных сапогах и фуражке.
— Надевайте в следующий раз каску, если не хотите стать тридцать седьмой жертвой вот такого фанатика. Они охотятся за офицерами.
Подошел командир батареи, хотел что-то доложить и с интересом уставился на снайпера.
— Вот сукин сын! — выругался артиллерист. — Такой, как он, всадил пулю в лоб моему наблюдателю. И каска не помогла.
— Ну и что с ним будем делать?
— Повесить на воротах с винтовкой на шее.
— Вы слишком кровожадны. Вешают мародеров и предателей. А это всего лишь солдат. Расстреляйте его. — Майор на секунду задумался и добавил: — А потом повесьте вместе с его винтовкой. Пусть все видят, что здесь действуют снайперы.
У парня мелко дрожали пальцы, он хотел что-то сказать. Возможно, попросить пощады, но усилием воли сдержал себя и молча пошел к стене. Остальные пленные (их было человек десять) молча смотрели, как подтягивают тело расстрелянного к поперечной балке ворот. Они ожидали, что следом расстреляют остальных. Но их ждала более жестокая смерть.
Советские военнопленные, захваченные немцами в Сталинграде, медленно умрут от голода и болезней в лагере под хутором Вертячий. Несколько человек освободят зимой наши танкисты. Обмороженных, похожих на скелеты, полумертвых красноармейцев выносили из обледеневших бараков. Но вернуть к жизни пораженных тифом и дистрофией людей медики не смогут.
Четырнадцатого октября 6-я армия Паулюса начала одно из своих самых крупных наступлений, используя всю авиацию 4-го воздушного флота генерала фон Рихтгофена. Приказ был категоричный — сбросить русских в Волгу и полностью парализовать все переправы, не давая подвозить подкрепление и боеприпасы.
Батареи обстреливали траншеи и советские укрепления, используя всю свою артиллерию, начиная от легких полевых пушек и заканчивая дальнобойными орудиями большой мощности. Полоса обороны превратилась в клубящуюся огненную завесу, дым поднимался на сотни метров.
Применялись фугасные, осколочные, фосфорные заряды, выжигающие блиндажи и подвальные укрепления защитников Сталинграда. Люфтваффе тоже решили показать всю свою мощь.
Авиаполки бомбили заранее определенные квадраты, используя бомбы весом до полутора тонн. Пробивая насквозь этажи и подвальные перекрытия, эти бомбы взрывались, смещая пласты земли, напоминая землетрясение. В обрушившихся подвалах погибли в те дни многие сотни бойцов и жителей Сталинграда.
Над Волгой непрерывно шли в разных направлениях эскадрильи бомбардировщиков, тройки пикирующих «Юнкерсов-87», группы «мессершмиттов» и новые тяжелые истребители «Фольке-Вульф-190» с усиленным вооружением.
В этот и последующие дни немцы стремились превратить наступление в окончательный штурм, не оставив на правом берегу ничего живого. Пилоты истребителей, показывая свою отчаянность, снижались почти до земли и кидались на любую цель.
Но сокрушающего штурма не получилось. 14-я танковая дивизия генерал-майора Латмана, сохранившая значительную часть танков, начала наступление в числе первых, пытаясь полностью захватить территорию Тракторного завода.
Танки Т-3 и Т-4, с дополнительным бронированием, в сопровождении десанта, несли потери от многочисленных мин. Панцеры упорно ползли вперед и вели непрерывный огонь. Но немногие имевшиеся у русских «сорокапятки» и противотанковые ружья выбивали одну машину за другой.
Из проломов в стене неожиданно появлялись бойцы и забрасывали танки бутылками с горючей смесью. Возле двух поврежденных Т-3 копались ремонтники, скрепляя порванные гусеницы. Башенные орудия и пулеметы обеих машин вели беглый огонь, расчищая путь пехоте. Под прикрытием танков три 80 -миллиметровых миномета сыпали десятки мин, разбивая укрытия за стенами.
Образовалась ударная точка, расширявшая прорыв. Но танкисты 14-й дивизии уже утром первого дня поняли, что стремительного штурма не получится. Из бокового прохода внезапно вынырнули с десяток красноармейцев. В танки и минометы полетели бутылки с горючей смесью и гранаты.
Все произошло настолько внезапно, что танкисты выскакивали из люков, когда машины уже горели, и, прыгая с танков, попадали в пламя горючей жидкости. Вторая группа красноармейцев добила уцелевших штыками, а затем, собрав трофейные автоматы, обе группы исчезли в лабиринте разрушенного завода.
Половина нападавших погибли или были тяжело ранены, но две горящие машины, взорванные минометы и трупы немецких солдат, сгоревших и заколотых штыками, вызвали растерянность и страх. Русские сдаваться не собирались.
И перекрыть переправу даже днем оказалось не так просто. Тройка «Юнкерсов-87» с пикирования взорвали баржу с пополнением, отходящую от левого берега. Судно затонуло, а сотни людей плыли к берегу.
«Юнкерсы», по своей обычной привычке, снова выстроились в колесо, чтобы добить уцелевших людей из пулеметов. Но над Волгой летали не только немцы. Скоростной JIA-5, приблизившись вплотную, развалил из двух своих пушек головной «юнкере», двое других спешно уходили от второго «лавочкина».
Но уйти от этих истребителей, развивавших скорость выше, чем у знаменитых «мессершмиттов» было не просто. Ведущий, из бывалых пилотов, догнал «юнкерса» снизу и приблизился метров на семьдесят.
