его по груди. – Есть способ узнать… помочь… если ты… если ты захочешь – мы сольемся с тобой в одно.
– Как же? – быстро поцеловав волшбице руку, прошептал Егор. О, он уже догадался, к чему клонит колдунья… и был вовсе не прочь!
– Ты знаешь, о чем я…
– Да!
Не говоря больше ни слова, ведунья поднялась с лавки и без всякого жеманства сбросила с себя платье. Ее хрупкая юная фигурка со стройными бедрами и небольшой грудью поначалу показалась Вожникову чересчур худой и какой-то угловатой… впрочем, стоило кудеснице опуститься рядом…
Ах, эти глаза – черные и бездонные, в них, кажется, сияли искры, а тело оказалось гибким и безумно горячим. Как соскучился Егор по женской ласке – еще бы! Он и набросился на девчонку, как и положено изголодавшемуся мужику – притянул к себе, с жаром поцеловал в губы и…
– Это слишком быстро, – с улыбкой призналась волшбица. – Я так ничего в тебе и не поняла.
– Эко дело! Попробуем еще раз, – погладив девушку по спине, лукаво улыбнулся гость. – Еще раз, и… еще… Ведь ты не против, верно?
Вместо ответа Серафима поцеловала Егора в губы. И молодой человек тут же отозвался на любовный позыв, притянул девчонку к себе, тиская, лаская пальцами грудь…
– Ты – чужой! – отпрянув, тихо промолвила Серафима. – Совсем-совсем чужой, из далекого далека.
– Но ты поможешь мне?
– То, что ты хотел – ты давно получил, – волшбица неожиданно улыбнулась. – Ведь так?
– Допустим, – неохотно признался Егор.
– Так чего же ты хочешь?
– Просто вернуться домой… – Вожников вздрогнул, увидев, как потемнели и без того темные глаза юной колдуньи. – Ну что ты молчишь? Скажи же! Ты поможешь мне? Я вернусь домой? Ну! Говори же!
Молодой человек ухватил Серафиму за плечи, сжал, встряхнул. Вспыхнули антрацитовые глаза.
– Отпусти, мне больно.
– Да-да, извини.
Егор как-то сразу обмяк, сел на лавке, глядя, как девчонка проворно натянула платье… скорее – просто длинную рубаху, а, впрочем, какая разница? Об этом ли сейчас думать?
– Ты станешь великим воином, – взглянув Вожникову в глаза, прошептала колдунья. – И обретешь большую власть.
– Да не нужна мне власть! Дома-то я буду?
Из темных глаз колдуньи словно вылетели искры, ударили, взорвались у Егора в мозгу. Проклятая ведьма!
– Не-ет, – уже догадываясь, предчувствуя ответ, ошарашенно протянул молодой человек. – Не-ет… Так ведь быть не может… не может быть. Ты шутишь со мной, да?
– Я всегда говорю что есть. Что я чувствую, вижу. Знаю, людям это не нравится… моя сестра потому и погибла, а я вот пришла… явилась из наших лесов…
– Пришла отомстить? – тихо уточнил Вожников.
– Да.
Молодой человек взял Серафиму за руку:
– Так ты не ответила толком! Вернусь я домой? Ну! Говори же! Вернусь?
– Нет. Никогда.
Глава 6
Купи веник!
Пока Вожников терял последнюю надежду в жарких объятиях юной волшбицы, на другом конце Белеозера, ближе к детинцу, еще с вечера произошли некие события, повлиявшие на дальнейшую судьбу Егора не меньше, чем встреча с Серафимой.
На огороженной высокой оградой усадьбе, не очень большой, но и не малой, в просторном, выстроенном на подклете доме, в топившейся по-белому горнице, расположившись на приставленных к неширокому столу скамьях, играли в шахматы двое мужчин. Один – дородный, осанистый, с густой светло- русой бородой и добрым широким лицом – был одет в длинный кафтан доброго немецкого сукна, из-под которого выглядывала красная шелковая рубаха – признак явного богатства и положения в обществе, о чем также свидетельствовали и сафьяновые – в сборочку – сапоги, и отстегнутая от широкого пояса, небрежно брошенная на лавку сабля, и драгоценные перстни на пальцах обеих рук.
Напарник его, одетый по-домашнему просто – в холщовое полукафтанье с шелковой плетеной тесьмой – обликом, скорей, походил на монаха или на человека, не придававшего своей внешности особого значения, что по тем временам явно смахивало на вольнодумство, хотя, конечно, совсем-то на смердов походить не пристало – за тем и шелковая тесьма, и в изящных недешевых ножнах кинжалец. Аскетичное лицо, смуглое и худое, тонкий, с едва заметной горбинкой нос, густые – вразлет – брови. Глаза насмешливые, темно-карие, узенькая черная, с проседью борода. Тонкая рука тронула ладью, переставила, дернулись в улыбке тонкие губы:
– Мат тебе, Иване Кузьмич!
Дородный бородач озадаченно поскреб в затылке:
– Ох и умен ты, Ларион, ничего не скажешь! Нет, чтоб сноровку-то мне проиграть…
– Так ты же, господин воевода, тогда первым меня презирать будешь.
Иван Кузьмич замахал руками:
– Да пошутил, пошутил, полно тебе! Еще партейку?
– Охотно. Сейчас велю слугам кваску принесть. Печь-то натопили нынче изрядно.
– Да и хорошо ж, Ларион Степаныч! – Воевода довольно потер руки. – Жар костей не ломит, а тепло завсегда лучше, чем холод. Чай, не в сарацинских странах живем.
– Ты, как всегда, прав, Иване Кузьмич.
Поднявшись на ноги, Ларион подошел к двери, отворил, выглянул:
– Эй, Прошка! Квасу нам спроворь, живо. Да заедок не забудь.
Распорядившись, Ларион Степаныч подошел к стоявшему на широкой лавке ларцу, оглянулся:
– Расчеты сейчас велишь делать?
– А, давай сейчас, – зевнув, воевода махнул рукой. – Поздно уже, скоро к себе, в детинец, поеду… хоть у тебя в гостях и хорошо. В самом деле хорошо, Христом-Богом клянусь! У меня-то в хоромах суетливо, людно – дети, племянники, слуги… да ты сам ведаешь. А у тебя, Ларион, благодать: тихо, спокойно – ни домочадцев, ни чад – всего-то несколько слуг, и те место свое знают, не докучают без надобности.
– Попробовали б, – сквозь зубы промолвил Ларион Степаныч.
Достав из ларца несколько полотняных мешочков, он высыпал их содержимое на стол рядом с поставцем с яркими восковыми свечами. Блеснуло, заиграло в глазах серебришко!
– Дирхемы ордынские, денги, – со знанием дела пояснял гостеприимный хозяин. – А вот – денги новгородские, московские денги, Дмитрием Ивановичем еще чеканенные, а эти вот – кильские гроши, а тут – геллеры. Все из земель немецких.
– И кто ж ими платил?
– Так Острожец Михайла, гость новгородский. У них там, в Новгороде, немецкой монеты полно.
– И монеты, и всякой поганой нехристи! – подняв вверх указательный палец, наставительно заметил гость.
– То и верно. – Ларион Степаныч неожиданно нахмурился и сжал губы. – Все ж нет у меня доверия к новгородцу! Себе на уме, хитер. Вроде и любезен, а… Чую, не зря он тут объявился! Выгоду свою пасет. Эх, своих бы людишек к нему приставить, обложить бы, как волка!
