С крышки гроба все время падали цветы. Как много цветов… Какой-то лысый человек их подбирал, но они снова падали. Может, его пригласили нарочно, чтоб он их подбирал.
Илья отходил, все время кому-то совал деньги. Опять руке становилось жарко, влажно. И кровавый плачущий глаз.
– Потеря… непоправимая… Уход гения…
– Последняя работа… Открытие в кристаллографии… Это… это… поистине…
– Войдет в историю… Да, да, великий…
– Обещал… Безвременно…
«Это он о Сашке? Великий?..» – с трудом вслушиваясь, подумала Анна.
На голове матери был дикий ярко-малиновый платок, незнакомый Анне. Почему малиновый?
«На мне тоже малиновый?» – вдруг испугалась Анна.
Она оттянула край платка, кем-то накинутого ей на голову. Тонкие черные кружева. Что за кружева? Я не хочу кружева… Анна попробовала стянуть их с головы, но налитая кипятком рука Ильи удержала ее.
– Так надо, надо, Анна.
Слезы столбами стояли в ее глазах. Ей показалось, кто-то светлый, без очертаний высоко повис над гробом.
Еле различимая рука протянулась и тронула белую гвоздику. Анна не смогла сдержать хриплого рыдания. Отерла глаза. Все исчезло. Призрачной руки больше не было.
Дул кладбищенский стылый ветер, не знающий времен года. Венки стояли, ненужно прислоненные к мраморной стене.
«Вдруг там, в гробу, не Саша», – понадеялась Анна.
Глава 24
– Как долго ты не приходила… Я ждал, боялся лишний раз позвонить. Наберу номер, услышу твой голос и кладу трубку. Это я был, я, – робко сказал Илья, отводя взгляд.
«Значит, это был Илья, вот кто звонил», – подумала Анна.
– Садись, садись, располагайся поудобней.
«Поудобней». Илья когда-то наткнулся на это слово, и оно прижилось. Удобный мягкий диван с пухлыми подушками. Почему-то рядом с Ильей всегда оказывалось что-то мягкое, податливое, да и сам он такой же. Вот он повернулся, что-то налил в маленькую рюмку. Все надежно, устойчиво. Чашечка кофе. Мягкая, теплая спина Ильи. Простегана посередке крупными стежками, так что появилась уютная ложбинка.
– Я тебе говорил, так получилось, рукопись Александра Степановича у меня.
– Да, ты говорил.
– Ну да, ну да, – Илья коротко посмотрел на нее, вздохнул. – Я все надеялся, ты зайдешь. Рукописью поинтересоваться. Ну, и повидаемся. Я так ждал. Мы ведь с ним сидели в соседних комнатах. Теперь все как с цепи сорвались. Гений… Открытие… Где они раньше были?
«Я, я где раньше была, – горько подумала Анна, – в яме, в пропасти? С червями и призраками. Там Лапоть, его девки, а он сам, сам… Кто?..»
– Видишь ли, это очень серьезно, то, что Александру Степановичу удалось в последнее время. Потрясающее открытие. Должно стать всеобщим… Это необходимо опубликовать.
– Да, наверное, конечно. Я в этом ничего не понимаю. Во всяком случае, я тебя прошу.
– Просишь! Ты! Да я все, все… Ты только скажи. Да я и сам, если бы ты и не просила… – Илья умолк, словно устыдившись неуместной, слишком радостной готовности помочь.
Скрытый абажуром свет не бьет в глаза и уже застенчиво отражается в зеркале стола. Из окон не дует, сквозняк не посмеет. Все туго завинчено, надежно пригнано. Стол близко обступили книжные шкафы. Все, что надо, в добротных переплетах услужливо твое. Как это Илья сказал: сидели в соседних комнатах…
Не думать, не вспоминать. Не шевелиться. Жить теперь можно, пока не чувствуешь себя. Для этого неподвижность. Чуть качнешь память – такое навалится, никакая таблетка не берет.
– Анна, дорогая, за тебя! – Илья поднял рюмку, но чокнуться не решился.
Что ж, красивый мужчина. Ранняя седина в густых волосах. Бабы вешаются на него с разбега. Еще бы. Не опасный. Не пьет. И хвостов нет, алиментов не платит.
С кем Андрей приходил сюда? Наверное, приводил всех подряд. Удобного гостеприимства Ильи хватало на всех. И свет не бил им в глаза. Не бил в глаза… Не шевелись, не думай.
– Ты хотел показать мне… – Анна тряхнула головой, отгоняя неотвязную стаю мыслей.
– Да, конечно, конечно, – Илья вздохнул, и что-то пискнуло у него в груди. Он подошел к столу, повернул ключ, выдвинул верхний ящик. Бережно достал плотную стопку листов. Знакомый, широко разбросанный почерк, вверх и наискосок. Илья осторожно, почти любовно перекладывал хрупкие, как казалось Анне, листы бумаги. Все замерло в ней, руки шевельнулись на коленях.
– Особенно вторая глава, – оживился Илья. – Новое слово. Я уже знаю, куда понесу. Да нет, это слабо сказано. И главное, это так крупно, никто не сдерет, не присвоит… Это его… Его мышление…
Пластмассовой птичкой чирикнул звонок. Надсадные вздохи и растянутое шарканье ног, мягкие туфли ползли по паркету.
Послышался знакомый подвизгивающий голос. В открытую дверь заглянула красноглазая старуха. Пожевала трухлявыми грибными губами. На голове старухи кособоко держалась башня белых волос. Между прядями светилась розовая кроличья кожа. Старуха собралась с силами и улыбнулась. Но Анна поняла, улыбка, устроенная с таким трудом, относилась не к ней, а к тому, кто стоял за ее спиной.
– Это моя мама, познакомьтесь, – сказал Илья.
– К тебе Эдуард Иванович, – борясь за свою улыбку, прошамкала старуха. На Анну она не обратила внимания.
В дверь просунулась рука, ловко поймала прыгающий локоть старухи. Появилась странная пара. Даму катастрофически уводило в сторону. Впрочем, ее партнера это ничуть не смущало. Он не без изящества помог ей обогнуть журнальный столик, вывел на середину комнаты.
– Анна! Мальчики родимые, сколько же мы не виделись! Привет, Илья! Кажется, я некстати? – Быстрый взгляд Лаптя, летучий и веселый, пробежал по лицам.
– Здравствуй, – Илья и не старался скрыть неудовольствия.
Анна не шевельнулась. Внезапно Лапоть подпрыгнул, скакнул, схватил ее руку и поцеловал так быстро, что она не успела ее отдернуть. Кажется, в это же самое время он обнял Илью за плечи и подобрал с полу упавший журнал.
Илья стал не спеша собирать рукопись, тщательно выравнивая листы, укладывая их стопкой. Но Лапоть успел запустить глаз и туда.
– Если не ошибаюсь, бесценная рукопись Александра Степановича? – Он почтительно наклонил голову, даже руки вытянул по швам. Повернулся к Анне как к хозяйке. – Возможно ли поинтересоваться, почитать?
– Нельзя, – жестко сказала Анна.
– Пардон! Пардон! – Лапоть поднял руки, сдаваясь. – Нельзя, так нельзя.
– Эдик, не суетись! – нахмурился Илья.
Он выдвинул верхний ящик письменного стола, освободил место среди бумаг и блокнотов, положил туда рукопись. Надавил на ящик бедром. Ящик без скрипа задвинулся. Лапоть, приоткрыв рот, пристально смотрел. Неяркая искра зажглась у него в глазу и погасла.
– Постой, – недовольно поморщился Илья, – мы же с тобой договорились на завтра. Ну, точно. Да еще сперва собирались созвониться.
– Виноват! Виноват! Сам тороплюсь незнамо как, опаздываю. Так что ухожу, исчезаю, – Лапоть освежил улыбку и повернулся к старухе. Она забыто стояла там, где он ее оставил.
«Куда он опаздывает? – невольно вздрогнула Анна. – К нему? Да какое мне дело?»
– Супу? – встрепенувшись, прошамкала старуха.
– Чаю, несравненная Нина Ашотовна, – догадался Лапоть. Он поцеловал руку старухи. Даже издали было видно, что рука эта совсем холодная, кровь не отапливала ее. – Если, конечно, вам незатруднительно.
Все было затруднительно этому древнему фарфору. Сухие чаинки для ее дрожащей руки, наверное,
