После двух романов о Париже Золя вновь возвращает читателя в Прованс. Он создает роман «Завоевание Плассана», который также продолжает тему дележа «добычи».
Священник Фожа приезжает в Плассан с тайным поручением властей империи покончить с оппозицией плассанских легитимистов, которым не без поддержки церкви удалось провести на последних выборах своего депутата. Задача Фожа осложнена его скромным положением, безвестностью и далеко не безупречным прошлым. Шаг за шагом показывает Золя возвышение этого человека, подчиняющего своей власти весь город. Обладая недюжинным умом, сильной волей, Фожа умеет скрывать свои намерения и чувства. На людях этот авантюрист в рясе всячески подчеркивает якобы присущую ему доброту и святость, старательно скрывая свой жестокий хищнический нрав. Так перед читателем вырастает еще один выразительный социальный образ — зловещая фигура Фожа, олицетворяющего собой, подобно Саккару, опору бонапартистской монархии.
Золя создавал свое произведение в обстановке усиливавшейся реакции, в пору серьезной угрозы республиканскому режиму со стороны клики монархистов и клерикалов. В борьбу с реакционным клерикализмом включились все прогрессивные силы страны, и потому выступление Золя приобретало боевой политический характер.
В романах, последовавших за «Карьерой Ругонов», Золя лишь изредка касался проблем наследственности. Основное внимание он уделяет социальной теме, изображению нравов Второй империи. Правда, в «Завоевании Плассана» большое место занимают образы Марты и ее детей — Дезире и Сержа. Дурная наследственность дает себя знать. Марта болезненно-экзальтированна, Серж — физически неполноценен, Дезире — слабоумна. Они унаследовали этот тяжкий груз от своих предков — бабушки Аделаиды и ее любовника Маккара, контрабандиста и пьяницы. Однако все эти персонажи (за исключением Марты) почти не играют никакой роли в развитии сюжета.
В романе «Проступок аббата Муре» Золя на время оставляет тему дележа добычи и значительно больше уделяет внимания физиологическим проблемам.
Серж Муре — молодой священник, он служит богу «по призванию», унаследовав от матери ее склонность к мистицизму. Его повышенная чувствительность находит выход в религиозном экстазе. Расстроенные нервы, исключительная впечатлительность доводят Сержа до серьезного заболевания, от которого его избавляет Альбина — молодая девушка, живущая со своим дядей-вольнодумцем в чудесном саду Параду. Серж очарован Альбиной и радостями земной жизни. Роман прозвучал как произведение атеистическое, осуждающее церковную мораль, религиозный фанатизм. Философская мысль романа выражалась в гимне природе, ее животворному началу, побеждающему религию.
В следующем своем романе, «Его превосходительство Эжен Ругон», Золя вновь погружает читателя в водоворот политической жизни времен империи. Показав в предыдущих романах больших и малых хищников, которые с ожесточением борются за власть и деньги, Золя лишь косвенно изобразил ближайшее окружение Луи Бонапарта. На этот раз перед читателями оказывались подлинные вдохновители политической жизни страны — депутаты, министры и сам император.
Эжен Ругон, в котором воплощены черты многих политических деятелей Второй империи, смотрит на политику как на средство для осуществления своих корыстных целей. Его идеал — «властвовать», держа в руках хлыст, быть выше других…». Проводя политическую линию империи, Эжен Ругон, по существу, глубоко безразличен к тому, что он делает. Беспринципность — его единственное политическое кредо. Когда изменившаяся обстановка заставляет Эжена Ругона уйти в отставку, он легко отрекается от своих прежних убеждений: он «в один час отверг всю свою политическую жизнь, чтобы под покровом парламентаризма удовлетворить свое ненасытное желание власти». Эжена окружают люди, которые с циничной откровенностью похваляются подлыми поступками и способны на любое преступление. Это опора не только Эжена, но и всей монархии. Для политических интриг у Эжена всегда наготове такие люди, как Деластан, госпожа Коррер, Шильен и соперница Ругона — Клоринда. На тех же принципах зиждется и власть самого императора. Находясь в постоянной вражде друг с другом, эти люди едины лишь в одном — в своей дикой ненависти к народу.
В романе Золя исторически верно осмыслена сущность политики Луи Бонапарта, о которой Маркс писал: «…Бонапарт чувствует себя прежде всего шефом Общества 10 декабря, представителем люмпен- пролетариата, к которому принадлежит он сам, его приближенные, его правительство и его армия и для которого дело заключается прежде всего в том, чтобы жить в свое удовольствие и вытягивать калифорнийские выигрыши из казенного сундука»[7].
Глава пятнадцатая
В течение пяти лет, последовавших за франко-прусской войной, Золя опубликовал пять романов: «Добыча», «Чрево Парижа», «Завоевание Плассана», «Проступок аббата Муре», «Его превосходительство Эжен Ругон». В год по роману! За это время он поставил две пьесы — «Терезу Ракен» и «Наследники Рабурдена», издал книгу рассказов «Новые сказки Нинон», напечатал десятки очерков и статей. Можно было бы радоваться такой производительности, но Золя испытывал чувство неудовлетворенности. Прежде всего потому, что он не выполнил своих обязательств перед Лакруа. Вспомним, что по договору Золя должен был поставлять своему издателю по два романа в год. Однако за три первых года Золя смог вручить Лакруа всего два романа. Договор оказался нарушенным, а как раз в это время дела у фирмы Лакруа пошатнулись. Лакруа не мог ждать. Только после выхода «Добычи» Золя удалось кое-как рассчитаться со своим издателем и получить свободу. В поисках нового издателя он набрел на Жоржа Шарпантье, который поверил в счастливую звезду Золя, выкупил у Лакруа за 800 франков право переиздавать уже появившиеся романы и заключил с автором «Ругон-Маккаров» договор на последующие произведения.
Сын издателя и книготорговца Жорж Шарпантье был молод, энергичен, образован. Золя повезло. В лице Жоржа он обрел не только издателя, но и друга.
По новому договору Золя обязан был по-прежнему представлять по два готовеньких романа в год, но система оплаты изменилась. Шарпантье платил писателю твердую ставку — три тысячи франков за рукопись. Эта рукопись оставалась в течение девяти лет собственностью издателя, и он мог ее публиковать отдельным изданием, в газетах, давать право на перевод. В отличие от Лакруа, который платил как бы аванс, Шарпантье оплачивал готовые вещи. Золя это устраивало. Он перестал думать об истраченных деньгах и невыполненной работе. Но два романа в год, даже для такого неутомимого труженика, как Золя, было многовато. Золя запаздывал, денег не хватало, и вот наступил день, когда он скрепя сердце должен был обратиться к Шарпантье за авансом.
Прошло еще некоторое время, а аванс оставался непогашенным. Настроение у Золя было пасмурным, когда он решился отправиться на набережную Лувра, где помещалась контора Шарпантье. Однако при первых же словах об авансе Шарпантье прервал своего клиента и неожиданно для него произнес несколько дружеских фраз, из которых вытекало, что он устанавливает новую, более высокую ставку гонорара не только за будущие, но и за вышедшие романы.
«Мой дорогой друг, я не хочу вас обкрадывать… Не вы, а я должен вам десять с лишним тысяч франков… Вам остается пойти в кассу».
На какое-то время дела пошли лучше, но вот беда: всесильная парижская пресса весьма скромно отмечала появление новых произведений писателя, а пресса — барометр успеха. Одно-два издания — вот и все, что мог сделать для Золя Шарпантье. Это было огорчительнее невыполненных обязательств. Значит, соотечественники не признают его талант, его новый творческий метод, его грандиозный замысел, его трудолюбие!
По-прежнему приходилось искать побочный заработок, отвлекаться от главной цели. Золя сотрудничает почти одновременно в нескольких газетах, выполняя самую разнообразную работу, не гнушаясь труда простого хроникера. Но и журналистская работа не идет сама в руки. Ее надо искать. К тому же у Золя очень откровенный нрав и острый язык. «Ненависть священна», а то, что ненавидит Золя, власти часто берут под защиту. Так случилось, например, с антимонархической статьей Золя в «Корсаре». И он и редактор получили серьезное предупреждение.
В конце концов обстоятельства сложились так, что к 1874 году Золя вообще вынужден был прекратить
