Золя писал о «доносчиках», среди которых, несомненно, были бонапартисты, о Франции, которая по-прежнему лишена свободы, о лицемерной защите нравственности, на страже которой стоят жандармы, о своей миссии ученого и художника в одном лице. Он говорил о том, что вольности, ему приписываемые, бледнеют перед документами, которыми он обладает. «Нужно ли мне называть имена, срывать маски, чтобы доказывать, что я историк, а не искатель сальностей».
«Ла Клош» прекратила печатание романа, но в январе 1872 года «Добыча» вышла отдельным изданием у Лакруа.
Жажда денег и наслаждений — основная тема романа. Разнообразен круг людей, собравшихся на дележ добычи. Титулованные особы, спекулянты, воры и мошенники оказались в одном ряду сторонников Бонапарта. Они стали хозяевами Франции, и власти сквозь пальцы смотрят на их грязные дела, а чаще всего и сами принимают в них участие.
Аристид Саккар, известный уже читателю по роману «Карьера Ругонов», не может себе простить, что в решающий час он не сумел предугадать победы Луи Бонапарта и примкнул к империи только после 2 октября. Он завидует своему брату Эжену, оказавшемуся куда более прозорливым. Однако Саккар не растерялся. Воспользовавшись перестройкой Парижа, он придумывает хитроумную комбинацию с покупкой домов, предназначенных на слом, и с помощью подлогов, прямого жульничества становится богатейшим человеком империи. Саккар в изображении Золя — собирательный тип, в котором воплотились черты десятков и сотен сторонников Наполеона III, людей беспринципных, циничных и наглых. Фигура Саккара, этого матерого авантюриста, еще резче оттеняется окружением, среди которого он живет. Лишенный каких-либо убеждений, член муниципального совета барон Гуро сумел получить баронский титул при Наполеоне I, быть пэром Франции при Людовике XVIII, Карле X, Луи Филиппе и приспособиться к условиям жизни при Второй империи; благосклонностью Тюильри пользовался Тутен-Ларош — «ограниченный ум, способный только на темные коммерческие махинации». Торгуя своей хорошенькой женой, легко продвигается по служебной лестнице чиновник Мишлен; проходимец Ларсоно, обладающий манерами князя, проделывает различные фокусы с ценными бумагами и способен «своим преследованием довести должника, подписавшего вексель, до самоубийства»; госпожа Лауренс умеет сохранить свое высокое положение в обществе и в то же время наживаться на сводничестве; зловещая Сидони — сестра Саккара выколачивает деньги из человеческих слабостей. И не то удивительно, что такие люди существуют, а то, что чувствуют они себя совершенно безнаказанно в душной атмосфере империи. На одном из балов в Тюильри, на котором присутствовал император, мы видим многих из перечисленных персонажей. Как величайшую национальную трагедию изображает Золя торжество этого сброда, расточающего народное богатство и утопающего в роскоши.
Большое место в романе Золя заняла интимно-бытовая тема, теснейшим образом переплетающаяся с основной социальной и дополняющая ее.
Вторая империя порождала не только цепких и жадных хищников, но и людей расслабленных, изнеженных, способных лишь на удовлетворение своих изощренных и болезненных пороков. Эта тема романа связана с образами молодой жены Саккара Рене и его сына Максима. Для Золя она имеет не меньшее значение, чем тема спекуляций Саккара. Любовная связь Рене и Максима напоминает Золя древнюю историю о Федре и Ипполите: «Я хочу в этой новой Федре показать ужасающий развал и порчу нравов, разрушение семейных связей, которых более не существует. Моя Рене — это обезумевшая парижанка, бросающаяся в преступную роскошь и крайности жизни; мой Максим — это продукт истощенного общества, мужчина-женщина, инертная плоть, которая соглашается с последствиями бесчестия, мой Аристид — это спекулянт, возникший на разрушениях Парижа, бесстыдно обогащающийся игрой на бирже… Я изучил эти три социальных чудовища, вложив в роман мысль о том, в какой ужасной трясине погрязла Франция».
«Добыча», как и «Карьера Ругонов», не вызвала широких откликов в печати. Между тем Золя продолжал работать, работать как вол, несмотря на то, что физическое его самочувствие порой оставляло желать лучшего. Как-то в июне 1882 года Золя завтракал у Эдмона Гонкура. Поднимая бокал, он задержал движение и обратился к хозяину: «Посмотрите, как у меня дрожат руки!». И Золя рассказал о болях в сердце, о симптомах заболевания мочевого пузыря, об угрозе суставного ревматизма. Но писатель преувеличивал свои недомогания. В эту пору он работает семь-восемь часов в сутки — тот минимум, который требовался, чтобы прокормить себя и семью. Но и за пределом этих восьми часов напряженная работа не прекращалась: чтение книг, размышления над планом будущих произведений, зарисовки с натуры. Золя не может остановиться. Неведомая сила, побудившая его взяться за «Ругон-Маккаров», толкает вперед, только вперед.
После «Добычи» мысли Золя заняты романом о Центральном рынке. В «Добыче» он нарисовал утонченное, извращенное наслаждение жизнью болезненно-изнеженных людей, которых империя окружила невиданной роскошью. В «Чреве Парижа» он обратился к здоровым, лоснящимся от жира торговцам, к грудам снеди, к торжеству плоти над всем духовным, возвышенным. Этот контраст был необходим. Он станет впоследствии одним из постоянных приемов писателя, который поможет избегать однообразия в общей композиции «Ругон-Маккаров». «Надо разнообразить произведения, резко противопоставлять их одно другому», — как-то сказал Золя Полю Алексису.
В центре романа «Чрево Парижа» — супруги Кеню, владельцы колбасной лавки, представители «среднего класса». Они боготворят режим «твердой власти», благодарны империи за то, что она позволяет благополучно жиреть. Однако размеренный ход жизни этой семьи неожиданно нарушается вторжением бежавшего с каторги брата Кеню — республиканца Флорана. Кеню поначалу встречает Флорана с неподдельной радостью, но затем эта братская любовь испаряется.
Перед нами конфликт двух непримиримых начал, борьба «толстых» и «тощих». Так понимал Золя в это время социальную борьбу, происходящую в обществе.
Психологию «толстых» выражает Лиза Кеню. Полнота Лизы, «блаженное спокойствие», «благопристойный вид» говорят о благополучии, сытости, удовлетворенности. Колбасная лавка, которой владеют супруги, — «целый мирок вкусных вещей, жирных и тающих во рту». Здесь сосредоточены все их интересы, все помыслы. «Ведь, в сущности, нас только трое», — говорит Лиза, имея в виду себя, Кеню и дочь Полину. В этом эгоцентризме весь смысл ограниченного животного существования, все жизненные принципы Лизы и ей подобных. Золя многими штрихами характеризует психологию «толстых», обнажая мещанскую ограниченность, консерватизм, тупость представителей «среднего класса», которые, страшась расстаться со своим благополучием, бесконечно благодарны правительству, охраняющему их собственность, обуздывающему «тощих».
Этот страшный мир сытости и эгоизма ненавистен Золя, но он не может отдать свои симпатии и Флорану, оторвавшемуся от жизни и неспособному бороться против режима империи. Напрасно доверчивый и наивный Флоран вместе со своими друзьями сотрясает своды кабачка Лебигра громкими «революционными» фразами. Золя сатирически изображает компанию заговорщиков, весьма типичных для оппозиционных кругов империи. Люди из кабачка Лебигра не способны к решительным действиям и ничем не угрожают благополучию «толстых». Тем не менее само существование их портит аппетит семьям, подобым Кеню, и они рады, когда полиция вновь арестовывает Флорана.
В романе «Чрево Парижа» Золя поставил перед собой много творческих задач, он открыто полемизировал с романтиками и Гюго. Те боготворили старину, и символом этой старины был Собор Парижской богоматери, а он обращался к современному чуду — парижскому Центральному рынку, чреву Парижа, изображал вульгарных лавочников, всякий мелкий люд. Подобно своим собратьям — художникам- импрессионистам, он увлекся грандиозным натюрмортом, необычайными красками, невиданной игрой света и тени. Золя показал себя в этом романе не только великолепным психологом, но и блестящим живописцем. Поль Алексис рассказывает, как однажды Золя потащил его на Центральный рынок. Перед ними открылось необыкновенное зрелище. В наступающей ночи крыши рынка походили на дворцы вавилонские. Золя вынул записную книжку и сделал несколько заметок об этом поразительном эффекте. Позднее он много раз посещал рынок, изучая его в разное время — в дождливую погоду, в солнечный день, в туман, в снегопад, утром, после полудня, вечером. Как-то он провел целую ночь на рынке, чтобы присутствовать при ввозе продуктов. Он спускался в погреба и поднимался на крыши павильонов. Результаты этих наблюдений весьма ощутимы в романе. С выходом романа «Чрево Парижа» за Золя прочно установилась слава великого живописца столицы Франции.
