— Ага, за сто рублей пузырек! Зачем он такой нужен?
— А ты не пей, ты мажься.
— Если я помажусь, мне еще хуже станет.
Семеныч жизнерадостно засмеялся, и Нюська охотно ему подхихикнула. Глядя на них, Генка тоже заулыбался.
— А где тут у вас автостанция? — спросил он. И не кого-то конкретно, а всех разом. Здесь это, судя по всему, было нормой. — Мне до Соболевки надо.
— До Соболевки? — Семеныч прищурился, отчего лохматые его брови сошлись на переносице, сделав старика похожим на филина.
— До Соболевки седьмой автобус ходит, — опередила старика буфетчица. — Прямо здесь за вокзалом и останавливается.
— Здорово! — обрадовался Генка.
— Только он редко ходит. Через день, что ли?
Похожий на филина Семеныч покачал головой.
— Уже и не через день. Ныне лето, значит, в понедельник и четверг. А сёдни у нас вторник.
— Пешком тебе, парень надо, — посоветовала Нюська. — Не ждать же автобуса.
— А далеко это? — настроение у Генки опустилось на пару делений.
— Да километров десять будет, — раздумчиво протянул Семеныч и жилистой ладонью отер рот. — А может и все шешнацать.
— Чего шестнадцать-то! Не пугай парня, — Нюська фыркнула. — Километров семь-восемь, не больше.
— Это она нам с тобой, а? — Семеныч усмешливо кивнул в сторону буфетчицы. — Небось, ни разу пешком не хаживала, а туда же — советует!
— Зачем мне пешком? Меня кавалеры на мотоциклах возят.
— Во-во! На мотоциклах. А я тут все своими ходулями перемерил. И до Соболевки хаживал, и до Северухи. Там же речка — Турузбаевка, а тут, значит, Кумарья, — старик ребром ладони прочертил на столе невидимые линии. — Вот туда и гоняли на рыбалку. Сейчас, конечно, не то, а раньше и поудить можно было, и сеть раскинуть. Клевало хоть на хлеб, хоть даже на голый крючок!
— Ага, скажешь, — на голый крючок! — хмыкнула Нюська.
— Это вы, девки, на голый крючок вовек не клюнете, а рыба — она еще глупее вашего. Так что ловили и за жабры, и за хвост. Вода ж прозрачная была, сами выбирали, кого подсекать…
— Ты, парень, меня послушай, — перехватила инициативу Нюська. — Как выйдешь с вокзала, сразу сворачивай направо. Да тут у нас всего две дороги, не перепутаешь. Сначала вдоль железнодорожного полотна, а после она налево пойдет.
— А про мостик-то не сказала! — ревниво возмутился Семеныч. Ему тоже хотелось быть наставником.
— Мостик он сам увидит, разберется… — Нюська высвободила из-под груди руку и тоже зачертила по прилавку. — Там у нас овражек, а через него мост деревянный, — вот после него и начинается главная дорога.
— Шоссе, что ли?
— Какое шоссе, проселочная, конечно…
— Повезет, так попутку поймаешь, — пожелал старик. — А нет, сам дойдешь, не рассыплешься.
— Только на голову что-нибудь накинь. Солнце вон какое, а ты непривычный, городской.
— Платок что ли ему подвязывать? — фыркнул Семеныч.
— Зачем платок, пусть лопушком прикроется.
— Лопушком… Сама ты лопушок! Ничего с ним не сделается. Тут всего-то часа два ходу.
— Тогда прямо сейчас и иди, не жди солнцепека…
Совет был мудрый, и Генка торопливо упаковал свой рюкзак.
— Спасибочки! — поблагодарил он всех разом.
— И тебе не кашлять…
Шагать по пыльной дороге оказалось не так уж и сложно. Ноги шлепали по утрамбованной и пропеченной солнцем земле, за Генкой стлался пыльный шлейф — все равно как инверсионный след за самолетом. Мостик он миновал, а посеревшие от времени избушки рассматривать не стал; этого добра хватало и на окраинах Екатеринбурга, да и пугали немного позвякивавшие цепями псы. Пусть за заборами, а все одно — неприятно. Лая, как и грубой мужской ругани, Генка не любил.
Вскоре бревенчатые постройки Заволочья остались позади, он оказался в поле. Раньше здесь, вероятно, сеяли зерновые, но теперь дымилось дикое разнотравье. Розовые, белые и желтые цветочки — попросту говоря, растения, большинство которых Генка не знал. Разве что вездесущую полынь да ромашки с крапивой. Кое-где вперемешку с похожими на крохотные колокольчики бутонами, неухоженный и рогатый, топорщился старый знакомец репей. А где-то совсем уж далеко паслись лошади. Порой до Генки доносилось их приглушенное ржание, и всякий раз он замирал и даже останавливал шаг.
Солнце начинало припекать всерьез, и, вспомнив совет буфетчицы, Генка свернул лист лопуха косынкой и подобием панамы натянул на голову. Оттопав примерно с километр, подумал, что было бы неплохо проехать весь путь на лошадке. Шестнадцать кэмэ — это примерно четыре лье, и в прежние времена на лошадях такую дистанцию одолевали меньше чем за час. Если же пешком, то впятеро дольше. Может, права все же буфетчица, и дорога окажется покороче?
Путь Генке нахально перебежал пушистый зверек. Возможно, суслик, а может, и хомяк. Но не крыса, это точно. В последние годы крыс в Екатеринбурге развелось бессчетно. Иной раз у мусорных контейнеров можно было увидеть целые семейства. И ведь здоровенные вымахивали — чуть ли не с кошку величиной! Кстати, те же кошки к контейнерам и приближаться боялись.
Генка в очередной раз поправил сползающий с головы лопух. Тоска, ослабевшая было в буфете, навалилась с новой силой. Куда и зачем он шел? Каких-таких приключений ожидал? Может, в самом деле, есть невидимая пуповина? Привязывает к месту, где родился, и болит, ноет, пока не вернешься. Может, плюнуть на все да поехать обратно? Снять скромненькую квартиру, обзавестись «нетом» и затаиться? В розыск его, конечно, не объявят, а при случае да с удобных IP-адресов можно и «Магнолию» снова пощекотать. Чтобы жизнь медом не казалась, чтобы знали, как связываться с честным хакером. Хотя… Если засекут повторно, тогда уж ничем не оправдаешься. И в школу не пойдешь, и про институт забудешь…
Остановившись, Генка запрокинул голову. Небо здесь было другим — непривычно синим, почти как море. Море он, правда, видел давным-давно — кажется еще в пятилетием возрасте, но ощущение бездонности с синевой сохранилось. И корабли он хорошо запомнил, их протяжные гудки, шипение набегающих волн. Кто-то такие вещи забывает быстро, а вот Генка запоминал навсегда. И блокнотов у него не водилось, — все держал в памяти. И в школе Генка учился легко, потому что «скачивал» тексты с первого прочтения. А иначе нормальному хакеру нельзя. Всегда нужно работать на опережение, пока глючит стража чужих серверов, пока скрипят поисковые программы. И Генка успевал! Нередко опережал процессор, который без допкоманд обязательно тормозил и подставлял хозяина под всевозможные атаки.
Вот и море он запомнил на всю жизнь. Некоторое время даже наивно полагал, что заводские, слышимые с балкона гудки — это тоже голос кораблей. Значит, рассуждал маленький Генка, где-то рядом есть и море. И однажды ушел из дома с ребятней искать море. Пешком и на трамваях (метро тогда еще в городе не пустили) они добрались чуть ли не до Химмаша. Нашли какой-то пруд с лягушками, и там Генку подняли на смех. Словоохотливый рыбак из местных объяснил, что ни кораблей, ни морского порта в Екатеринбурге отродясь не бывало. Хрустальный миф рассеялся, Генка был жутко расстроен. А дома по возвращению ему еще влетело от матери.
Присев на обочину, подросток стянул правую сандалию, заглянул под носок. Так и есть! Вот вам и первая трудовая мозоль! А до Соболевки, между прочим, еще топать и топать. Словом, все как в той седой песне: степь да степь кругом, путь далек лежит… Хотя степь, может, и не совсем степь, но просторы вокруг расстилались приличные — аж глаза приходится щурить, и щеточка леса — чуть не у самого горизонта.
Оглядевшись, Генка обратил внимание на царственно вздымающиеся тут и там золотистые шляпки.
