Я опускаю плечи и соглашаюсь:
— Хорошо.
Кэсс коротко кивает:
— Ты должна отпустить Трэвиса. Сегодня. Здесь и сейчас.
Ее глаза вновь внушают мне ужас и не дают вымолвить ни слова. Сможем ли мы когда-нибудь помириться? Или нашей дружбе пришел конец? Само собой, шума поднимать мы не станем — деревня для скандалов слишком мала, — но станут ли наши отношения прежними, близкими и доверительными?
В эту минуту земля словно бы уходит у меня из-под ног, я потеряла все, что имела, мне больше не за что держаться. Перед глазами проносится прошлое: мы с Кэсс всегда рядом, она внимательно слушает мои истории, мы смеемся и идем по жизни рука об руку. От этих воспоминаний на глаза наворачиваются слезы. Мне нужна Кэсс, я не могу потерять эту последнюю ниточку, связывающую меня с жизнью.
— Пообещай, — говорю я. — Пообещай, что мы останемся подругами, несмотря ни на что.
Она улыбается, и на миг я снова вижу старую, добрую Кэсс, в воздухе даже начинает пахнуть солнцем.
— Конечно!
Но я могу думать лишь о том, что все не так просто. Ведь за время нашей разлуки она приходила в собор только к Трэвису — и никогда ко мне.
Я бросаю взгляд на дверь, за которой держали пришелицу. Она приоткрыта, из щели выбивается тоненький лучик серебристого света. Отодвинув Кэсс в сторону, я бросаюсь к двери, распахиваю ее, но в комнате никого нет: постель убрана, да и вообще не скажешь, что недавно здесь кто-то жил. Могла бы и сама догадаться, что Габриэль переселили… Неспроста в ее окне столько дней не горел свет.
Кэсс в растерянности замирает у входа. Ничего не объясняя, я подхожу к окну и разглядываю стекло, пока не нахожу отчетливые контуры пяти пальцев — отпечаток руки. Я подхожу еще ближе, так что стекло мутнеет от моего дыхания, и внезапно на запотевшей поверхности проступает надпись: «Габриэль. XIV». Единственное доказательство существования пришелицы. Я быстро стираю его со стекла.
— Что ты там увидела? — Кэсс тоже подходит к окну.
— Ты когда-нибудь задумывалась о том, что находится за Лесом? — спрашиваю я.
Кэсс не впервые слышит от меня этот вопрос, и я даже знаю, что она ответит.
— Опять ты за свое, Мэри! — хихикает она, становясь прежней Кэсс. — Очередная небылица, как про океан?
Я едва заметно улыбаюсь. Мне все еще тревожно рядом с подругой. Она по-прежнему меня пугает.
— Наверно, — говорю я.
Но если Лес бесконечен, то откуда пришла Габриэль?
Хотя мне сделали предложение, я продолжаю жить в соборе. Сестра Табита объясняет это тем, что мой брат не хочет причинять лишнее беспокойство беременной жене. Но я не верю в это объяснение, наверняка Сестра Табита просто боится выпускать меня из виду. Боится, что я не прекращу искать ответы.
Я и не прекращаю. За следующую неделю я успеваю обойти все жилые комнаты собора. Ни Габриэль, ни ее вещей нигде нет. Словно ее вовсе и не было на свете.
X
Весна в нашей деревне — это пора дождей, крестин и свадеб. Весной проходит Райская седмица — праздник жизни и победы над Нечестивыми, когда все жители деревни молятся за ее счастливое будущее. Главным событием Райской седмицы принято считать Браковенчание. Оно состоит из трех обрядов: Помолвки, Обручения и Принесения клятв вечной любви. Ими завершаются зимние ухаживания, начавшиеся еще осенью на Празднике урожая.
Самый важный и священный ритуал — это, конечно, Принесение клятв, которые навеки скрепляют узы между мужем и женой. Накануне Сестры связывают правую руку невесты с левой рукой жениха — «обручают», и пара проводит ночь в своем новом доме. Им дается ритуальный клинок, которым можно перерезать узы, это последняя возможность выказать обиду своей будущей половине или вовсе отвергнуть друг друга.
А еще в Райскую седмицу (в свободные от Браковенчания дни) крестят младенцев и празднуют зачатие новых детей. Это самая торжественная и веселая пора: мы радуемся своему спасению и продолжению человеческого рода после Возврата, клянемся и дальше неустанно исполнять свой долг.
В этом году я одна из двух невест и всю неделю буду носить белую тунику, а в волосы вплетать первоцветы. Сегодня состоится Помолвка: наша с Гарри и Кэсс с Трэвисом.
Мы стоим на помосте перед собором, отбрасывающим на нас огромную черную тень, стоим лицом к нашим суженым, по одну руку от нас Сестра Табита, по другую — вся деревня. Весеннее солнце печет немилосердно, от толпы волнами поднимается влажный жар, и у меня такое чувство, что я дышу водой, а не воздухом.
Сестра Табита рассказывает нам о долге. О грехах, преданности и клятвах. О том, что мы залог благополучия и выживания всей деревни. Она напоминает, что люди хрупки и уязвимы: множество опасностей подстерегают нас не только в Лесу за забором, но и прямо здесь, в деревне: это всевозможные хвори, выкидыши, бесплодие. Некоторые поколения бывают скудны на детей, и мы должны помнить, что первый долг каждой деревенской семьи плодиться и размножаться.
Я никак не могу сосредоточиться на словах Сестры Табиты. Совсем другие мысли занимают мою голову. Сегодня я впервые увидела своего любимого после того дня, когда Гарри сделал мне предложение, Трэвиса отпустили домой, а я осталась жить в соборе, потому что пойти мне было некуда.
Его волосы посветлели, словно он много времени проводил на солнце. Он поправился, черты его сгладились, и мне уже не страшно, что острые скулы вот-вот прорвут натянутую кожу. Глаза стали еще зеленее, взгляд обрел ясность. Словом, вид у Трэвиса очень здоровый.
Мне больно на него смотреть. Я прикладываю нечеловеческие усилия, чтобы устоять на месте напротив Гарри, а не прижаться к Трэвису: он стоит за моей спиной лицом к Кассандре.
Сестра Табита заводит речь о наших обязанностях перед Господом и друг другом, но я ее не слушаю. Каждой клеточкой своего тела я слежу за колебаниями воздуха за моей спиной, когда Трэвис, опираясь на трость, едва заметно переступает с ноги на ногу.
Я рада, что он поправился. Но видеть его улыбку невыносимо, ведь сама я умираю от горя.
Наконец Сестра Табита подходит к той части церемонии, когда мы должны дать первые обещания. Мы поворачиваемся лицом к алтарю, Гарри стоит слева от меня, Трэвис — справа. Если закрыть глаза, можно представить, что я связываю себя с Трэвисом, а не с Гарри, и именно Трэвис поведет меня в свой дом в конце первой недели нашей новой жизни.
Мы повторяем слова за Сестрой Табитой, обещая через несколько дней поклясться друг другу в вечной любви, как вдруг я чувствую легкое прикосновение пальцев Трэвиса. Я пытаюсь схватить их, но ловлю только воздух.
Отныне я помолвлена с Гарри. Он берет меня за руку и выводит с помоста на яркий солнечный свет, где нас окружает ликующая толпа. Трэвис пропадает из виду.
Я потеряла его навсегда.
Неделя Браковенчания проходит как в тумане. На всех мероприятиях мы почетные гости, нами любуются и восхищаются, наперебой приглашают нас на праздничные обеды и ужины. В перерывах мы должны совершать одиночные моления — готовить свои души к принесению вечных клятв.
Крестины — самый важный обряд Райской седмицы после трех обрядов Браковенчания. Младенцев приносят Сестрам и Стражам, показывают всем жителям деревни, ведь эти дети — наше общее будущее.
