Игорь Ревва
Обрывки жизни
…не думал, что она может так поступить со мной. Видеть её было невыносимо. Я еле сдерживал себя, чтобы не врезать ей по физиономии.
Она собирала свои вещи не торопясь, без суеты. Словно готовилась сюда ещё вернуться. Особенно мне запомнилось, почему-то, как она осторожно и бережно устраняет со своего пути мои рубашки. Она всегда была аккуратной женщиной, любительницей чистоты и порядка. И вообще — она всегда любила красивую и размеренную жизнь.
Красивую, не в смысле 'богатую' (хотя, и это тоже), а красиво проводимую. Такую жизнь, про которую другие могли бы сказать, что она красивая. А моя жизнь — слишком сумбурная и бессистемная. Я знаю это и готов с этим мириться. Она же — нет.
— Зачем тебе нужны все эти твои приятели? — спросила она у меня однажды. — Все эти музыканты, художники, артисты? Ты же писатель! Неужели тебе не достаточно общения с людьми своей профессии?
Я отшутился цитатой в том смысле, что писатель должен изучать жизнь.
— Ты не изучаешь жизнь, — возразила она. — Ты влезаешь в жизнь. Когда ты познакомился с этими музыкантами, ты мгновенно вспомнил, что умеешь играть на гитаре. Боже! Какие ужасные звуки ты из неё извлекал! А художники? Ты сразу же начал рисовать! Хорошо хоть, что тебе не попался укротитель тигров! Я бы этого не перенесла!
Она и так этого не перенесла. Безо всякого укротителя… Она уходит. Уходит не к кому-то, а просто — от меня. Это гораздо хуже, чем если бы она ушла к КОМУ-ТО. Тогда я мог бы думать, что с КЕМ-ТО ей лучше, чем со мной. А так становится понятно, что со мной ей хуже, чем вообще с НИКЕМ…
Она права в том, что я — слишком увлекающаяся натура. Я очень быстро загораюсь новыми идеями, даже если и не уверен, что смогу себя достойно проявить в этом деле.
— Беда не в том, — говорила она, что ты быстро увлекаешься. Беда в том, что ты делаешь это в ущерб своему основному занятию. Два издательства из трёх уже расторгли с тобой контракты. И четыре газеты из пяти. Что ты будешь делать, если совсем останешься без работы? Играть на гитаре в подземном переходе?!
— Я заканчиваю новый роман…
— Не обманывай себя. У тебя получается очень плохой роман. Ты сам это знаешь. Если бы это было не так, ты просиживал бы за работой все ночи. Помнишь, как это было год назад? Мне с трудом удавалось затащить тебя в постель. Ты даже меня забывал из-за работы. А сейчас? Что с тобой случилось теперь?
Не знаю. Но новый роман — дрянь. Бестолковая путаница наивных эпизодов. Она права. Неужели я исписался?! Она очень тщательно избегает этого слова, но она витает над каждой её фразой.
— В Виденьске меня всегда будут печатать. Здесь меня хорошо знают. У меня — имя.
— Наш Виденьск — это ещё не весь мир. Много ли ты заработаешь, если тебя будут печатать только в Виденьске? Много ли зарабатывал Костя Самарский, пока его последняя книга не вышла в Москве?
— Мне не нравится слово 'последняя'.
— Хорошо, — согласилась она. — Не последняя. Вторая книга. Но, ты ведь понимаешь, что дело не в том, какая она по счёту. А дело в том, что Костя начинает писать гораздо лучше тебя. Он идёт в гору, а ты…
Сука. И всё же, она права. Неужели мой корабль дал течь?! И поэтому она с него бежит. Но, я-то не могу! Я — капитан своего корабля. А капитан покидает тонущее судно…
…получается таким плохим, что я сделал главной героиней её? Не место ей в моём романе! И в моей жизни тоже. А чему в моей жизни место? А мне-то самому есть место в моей собственной жизни?..
После этого телефонного звонка от издателя я хожу сам не свой. Неужели и они от меня откажутся? Это плохо. Очень плохо. Настолько плохо, что не помогает уже вторая бутылка водки. Только тоска и отчаяние, льющие через край организма.
С этим издательством я работал дольше всего. Наверное и у них тоже иссякло…
— …это за лекарство? — спросил я.
Я всегда с опаской отношусь к таблеткам и микстурам.
— Лекарство от душевных мук, — усмехнулся он, лениво перебирая струны гитары.
— Наркотик?
— Да.
— Нет, спасибо, — ответил я.
Мне меньше всего хотелось сейчас пристраститься к наркотикам. Это было единственное, без чего я мог вполне обойтись.
— Как хочешь, — ответил он. — Штука дорогая, уговаривать не буду. Я вообще против того, чтобы уламывать человека на подобные мероприятия…
— Я бы и тебе не советовал продолжать, — сказал я ему. — Что это тебе может дать хорошего? Гробишь своё здоровье, укорачиваешь жизнь…
— А вот этого не надо! — глаза его неожиданно полыхнули жгучим огнём. — Ты слышал мой последний концерт? Думаешь, я смог бы так сыграть, если бы не наркотики?
— Я вполне могу писать книги и без них.
— Можешь, конечно. Только вот, книги-то у тебя получаются… какие-то… Извини, конечно, за откровенность, но — не то что-то… А моё здоровье… Для меня музыка — всё! И я готов пожертвовать ради неё и здоровьем, и жизнью. Вот так-то!
— Твои таблетки не помогут мне. У меня сейчас совсем другая проблема. Нельзя же использовать одно и тоже лекарство и для лечения головной боли, и для лечения желудка.
— Не хочешь — не верь! Твоё дело! Просто, очень многие вопросы могут…
…ничего страшного. Какое-то совершенно безобидное зелье. Я боялся, что мне будут мерещиться кошмары. А было просто весело и интересно. Я вдруг понял, что он играет не совсем верно. Я отобрал у него гитару и стал играть сам. А он тут же сел за рояль. И у нас вдруг получилось настолько хорошо, что я мгновенно включил на запись магнитофон, чтобы эта мелодия не пропала зря.
И всё было отлично, если не считать того, что из под клавиш рояля всё время выпрыгивали кузнечики. Странные кузнечики, я никогда раньше не видел таких — ярко-оранжевые, сыплющие во все стороны зеленоватыми искрами. Хорошо ещё, что пожар удалось загасить вовремя…
Но, самое странное произошло потом, когда мы прослушивали запись. На ней ничего не было. Ни музыки, ни треска огня в квартире. Только наш бестолковый смех. Да и в самой комнате не оказалось никаких следов пожара. Очень странно действует это зелье.
Но, музыка всё ещё крутилась у нас в головах, и мы опять решили её записать. На этот раз запись получилась, хотя, конечно, играли мы намного хуже, чем под действием наркотика. Мы с ним очень старались, но получилось не совсем то, что нужно, хотя и здорово.
Интересно, на сочинение романа это зелье окажет такое же благотворное…
…так свободно. Впервые, после нашего разрыва, я смог нормально думать и нормально работать.
Роман, конечно, придётся переделывать и я этим уже начал заниматься. Рукопись хорошеет прямо на глазах. Только вот карандаш ведёт себя очень уж вызывающе — ругался и даже укусил меня за палец. Я хотел сломать его, но он так горько заплакал, что мне стало жаль эту невоспитанную деревяшку. Я посадил его в…
…диэтиламид лизергиновой кислоты. Проще говоря — ЛСД, о котором я столько слышал. Но — боль и
