несколькими электрическими лампами, предусмотрительно размещенными в углах самой большой комнаты. За занавеской слышалось мерное гудение портативного генератора, работавшего на газолине. Из-за занавески доносился аромат жареного мяса, приготовленного на маленькой угольной жаровне.
Выйдя в импровизированную прихожую, доктор Шамир Аль Фей в двадцатый раз отвернул полог и выглянул наружу. В тот же миг в узкую щель набилось столько песка, что он не смог разглядеть даже верхушки деревьев, примерно на пятнадцать футов возвышавшихся над шатром, а тем более различить границу оазиса, где клубы песка образовали стену до самого неба. Аль Фей запахнул полог и вытащил из глаз несколько песчинок. Потом вернулся в зал. Ноги доктора в мягких комнатных туфлях бесшумно скользили по плетеным циновкам, постеленным прямо на песчаный пол.
Набиля обратила на него страдальческий взгляд.
— Ну, как там — не лучше?
Доктор покачал головой.
— Нет, все то же.
— Как ты думаешь, когда все это кончится?
— Не знаю. Во всяком случае, пока нет никаких признаков того, что песчаная буря пошла на убыль.
— Ты раскаиваешься?..
Он подошел к кровати и ласково склонился над женой.
— Нет.
— Ты ни за что не предпринял бы это паломничество, если бы не мои уговоры.
— Я пустился в путь не ради тебя, а ради нашей любви.
— Но в глубине души ты не верил, будто посещение Святой Земли сможет что-либо изменить. Ты всегда утверждал, что пол ребенка определяется при зачатии.
— Я ведь врач, — мягко произнес ее муж. — Но в то же время я — верующий.
— А если снова родится девочка?
Он молчал.
— Ты разведешься со мной или возьмешь вторую жену, как настаивает твой дядя принц?
Муж погладил ее руку.
— Глупенькая ты, Набиля.
Она не сводила с него тревожных глаз, под которыми образовались темные круги.
— Это может начаться в любую минуту. Мне страшно.
— Не беспокойся, — бодро проговорил Шамир. — Все будет хорошо. И, кроме того, на этот раз обязательно будет мальчик. Помнишь, я говорил тебе, что сердце плода бьется, как у мальчика?
— Шамир, Шамир, — прошептала его жена. — Ты готов утверждать все, что угодно, лишь бы я успокоилась.
Он поднес ее руку к своим губам.
— Я люблю тебя, Набиля. Мне не нужна никакая другая женщина. Если сейчас родится дочь, значит, в следующий раз Аллах непременно подарит нам сына.
— Следующего раза не будет, — возразила она. — Твой отец дал слово принцу.
— Значит, придется уехать из страны. Можно будет поселиться в Англии, где я окончил колледж и оставил кучу друзей.
— Нет, Шамир. Твое место дома, ты нужен своему народу. Уже сейчас все, чему ты научился, приносит огромную пользу. Никто и подумать не мог, что от привезенного тобой из Англии генератора для освещения хирургической палаты будет один шаг до основания компании, снабжающей теперь электричеством всю страну.
— Что принесло нашему роду еще большее богатство, — добавил он, — в котором мы не так уж и нуждаемся: ведь у нас и без того все есть.
— Ты — единственный, кто поставил деньги и знания на службу добру и прогрессу своего народа. Нет, Шамир, тебе нельзя уезжать.
Доктор хранил молчание.
— Обещай мне, — она вперила в него напряженный взгляд, — что, если родится девочка, ты позволишь мне умереть. Без тебя для меня нет жизни.
— Это самум, — через силу выговорил Аль Фей. — У меня нет другого объяснения для бредовой мысли, зародившейся в твоей голове.
Набиля отвела взгляд.
— Нет, Шамир, это не самум. Это начинаются схватки.
— Ты уверена?
По его расчетам, ей оставалось носить еще около трех недель.
Я родила троих, — спокойно ответила женщина, — изнаю, как это происходит. Первая схватка была два часа назад, а последняя — только что, когда ты выходил посмотреть, что творится снаружи.
Мустафа спал, обмотав голову тремя шерстяными одеялами, согреваясь теплом верблюжьих тел. Ему снился райский уголок, залитый ярким солнечным светом, и златовласые гурии с могучими бедрами и большими мягкими грудями. Эти волшебные фантазии были навязаны порцией гашиша, которую он великодушно разделил с животными, не желая, чтобы они отправились в мир грез без его чуткого руководства.
Над его головой бесновался смерч; ветер опрокидывал на груду одеял очередную порцию песка и тут же сдувал ее. Один верблюд беспокойно зашевелился во сне, и Мустафа ощутил холод, подступивший к его старым костям. Он инстинктивно поискал теплый бок животного, но верблюд отодвинулся. Крепко натянув на себя одеяло, Мустафа скользнул в другую сторону, но и этот верблюд успел отстраниться. Холод подступал со всех сторон. Мустафа выругался и сделал над собой усилие, чтобы проснуться.
Верблюды повскакивали на ноги. Как всегда, будучи возбужденными, они начали энергично мочиться и выделять кал; брызги угодили на одеяло. Мустафа осторожно выглянул наружу и остолбенел. От стены песка отделился человек верхом на осле. За ним плелся другой осел, с опустевшим седлом. Погонщик верблюдов вгляделся в наездника и вздрогнул: у человека оказалось две головы. Два изможденных бледных лица обратили на него напряженный взгляд.
Мустафа вскочил на ноги и, позабыв о смерче, яростно кусавшем его лицо, ринулся к палатке надсмотрщика.
— Ай-я-яй! Ай-я-яй! Ангел смерти явился за нашими душами!
Фуад быстрее молнии выскочил из своего укрытия, схватил Мустафу в охапку и, приподняв над землей, с силой тряхнул.
— А ну, заткнись! Можно подумать, хозяину и его жене не хватает забот, чтобы еще слушать твои наркотические бредни!
У маленького погонщика верблюдов стучали зубы.
— Точно говорю — ангел смерти! Вон, смотри, — там, где стадо!
Тем временем сбежались остальные погонщики. Все повернулись в сторону, куда указывал палец Мустафы, и испустили общий возглас ужаса при виде двух ослов, выступивших из песчаной массы. На первом осле сидел всадник о двух головах.
Все как один погонщики разбежались по своим навесам, предоставив Мустафе по-прежнему барахтаться в цепких руках Фуада. Наконец тот ослабил хватку, и Мустафа воспользовался этим, чтобы вырваться и юркнуть в палатку—пускай надсмотрщик в одиночку сражается с ангелом смерти.
Парализованный страхом, Фуад следил за тем, как осел приближался к нему и наконец остановился. Послышался человеческий голос:
— Ассалям-алейкум!
— Алейкум-ассалям! — машинально ответил Фуад.
— Прошу вас, окажите нам помощь, — сказал человек на осле. — Мы заблудились. Моей жене плохо. У нее подходят сроки.
Путник осторожно слез с осла, и Фуад убедился, что в одеяло кутались двое. Он сделал шаг навстречу.
— Позвольте, я помогу вам.
