— Не верьте ей, молодой человек, — послышался голос последней. Оба одновременно повернулись и увидели стоящую в дверях пожилую женщину. — Мисс Олли излишне скромничает. Она, когда постарается, готовит не хуже меня. Только ей вечно некогда…
— О, вы как раз вовремя, — перебила ее восхваления молодая хозяйка. — Дуэйн, вам предоставляется возможность лично выразить свое восхищение кулинарными талантами миссис Грейнджер.
Тот поднялся из-за стола, приблизился к кухарке и церемонно поклонился.
— Я восхищен, миссис Грейнджер, и покорен вашим несравненным мастерством. Благодарю вас за бесподобный пирог и потрясающий кофе.
— Полно-полно, молодой человек. Рада, что вам понравилось, но, видит бог, вы преувеличиваете. Самая обычная еда… Мисс Олли, извините, если помешала. Я заглянула попрощаться. Должна сегодня уйти пораньше. Если не возражаете…
Оливия удивленно взглянула на нее. Десять минут назад в кухне миссис Грейнджер ни полусловом не обмолвилась об этом. Почему так неожиданно? И отчего она так таинственно и многозначительно смотрит на нее? Словно хочет что-то сказать…
— Нет-нет, миссис Грейнджер, конечно, не возражаю, — ответила она. — Спасибо, что предупредили.
— Всего доброго, молодые люди. — Пожилая женщина кинула на Оливию еще один не менее красноречивый взгляд и удалилась, оставив ее в полном недоумении.
Картрайт вернулся к столу и снова сел. Выражение его лица, только что полное блаженства и искреннего удовольствия, внезапно стало серьезным, почти угрюмым.
— Думаю, нам пора перейти к делу, Оливия.
— Безусловно. Но только если вы уже наелись. Налить еще кофе?
— Спасибо. Если не трудно, то не откажусь… Да, достаточно. Итак, сначала у меня для вас приятная новость. Ваша бывшая мачеха больше не возражает против того, что ранчо должно принадлежать вам. Она подпишет бумаги в течение ближайших двух дней.
— Правда?! — так и ахнула молодая женщина, широко раскрыв глаза. Для нее это заявление прозвучало, как… как гром среди ясного неба. Уж чего-чего, а этого она никак не ожидала после памятного разговора с Присциллой. — Возможно ли это? Вы… вы уверены, Дуэйн?
Он усмехнулся.
— Не сомневайтесь. Формальности будут выполнены в кратчайший срок. Я хочу, чтобы вы приехали ко мне в офис в следующий понедельник и подписали документы по вступлению в права владения, если вас устраивает этот день.
— Естественно, устраивает, — тут же ответила Оливия. — Но как вам удалось?
— О, это было совсем просто. Я послал в Нью-Йорк детектива, и он в числе прочего выяснил, что Эндрю Уоррен не собирался вести с вдовой честную игру. Он все это время встречался еще с двумя молодыми женщинами и обеим обещал жениться. Присцилла, безусловно, была самой выгодной партией на настоящий момент, но в дальнейшем… Так что моему детективу достаточно было предоставить ей эти сведения и доказательства, чтобы добиться согласия вернуть вам ранчо. Ей оно совершенно не нужно, а вот ее теперь уже бывшего жениха такой исход дела должен непременно разозлить.
— Действительно, просто, — вздохнув, согласилась Оливия. Потом поинтересовалась: — А что еще ему удалось узнать?
Дуэйн помрачнел еще больше, помолчал, словно прикидывая, стоит ли рассказывать остальное, и нехотя продолжил:
— К сожалению, у него появились основания утверждать, что ваши подозрения по поводу кончины отца были и есть небезосновательны.
— Вы хотите сказать, что она… убила его?
Картрайт кивнул.
— Да… Точнее, сделала все от нее зависящее, чтобы вызвать тот роковой сердечный приступ. Увы, тем самым образом, что вы и предполагали. То есть это недоказуемо.
— Но как…
— Мой детектив подслушал и записал разговор между Присциллой и Эндрю, где они обсуждали подробности той ночи. У вас есть магнитофон? — И он вытащил из кармана кассету.
— Да, конечно, есть. — Она указала на стереосистему в углу.
Картрайт поднялся, прошел туда, вложил кассету и нажал кнопку.
Сначала слышались только вздохи, присущие заключительной стадии любовной игры, потом один громкий женский вскрик, мужской стон и, наконец, после нескольких минут тяжелого дыхания, слова:
— Ты бесподобна, детка. Неудивительно, что старикан отправился на тот свет. Я и сам-то еле-еле удержался на этом. — И довольный смешок, так хорошо знакомый Оливии, позволивший ей, безошибочно опознать говорящего.
— С ним почти не пришлось трудиться, — хихикнула Присцилла. — Врач, к моему счастью, держал его на, так сказать, сексуальной диете. Я делала вид, что страшно беспокоюсь о его здоровье, и постоянно отказывалась. Джонни пребывал в состоянии постоянного возбуждения. Вечно норовил руки запустить мне в трусики. — И снова отвратительный смешок, от которого Оливию передернуло. — Представляешь, старый козел, а туда же. А если не под юбку, то или за грудь схватит, или за задницу…
— Чего ж тут не представлять? — Последовал звук смачного шлепка, взвизг, еще шлепок. — К тому же мы именно на это и рассчитывали. Да и как ему было устоять? — И снова тот же звонкий звук.
— Эндрю, прекрати!
— Покажи-ка мне, что ты с ним делала тогда, а, проказница? — Шуршание, потом стон. — О-о-о… о- о-о… Вот так? О-о-о… Еще, крошка, еще…
Опять раздался смешок Присциллы.
— Вот и Джонни точно так же стонал и просил. Бедняжка так давно умолял меня…
И снова звуки любовной игры, далеко не всегда приятные и возбуждающие для постороннего слушателя. Картрайт внимательно наблюдал за реакцией Оливии и видел, как она побагровела — то ли от стыда, то ли от ярости. Или… может быть, частично от ревности? Ведь, в конце концов, Уоррен ее бывший муж. Что, если она все еще любит его?
Он решительно остановил пленку.
Молодая женщина долго сидела, прижав пальцы к пылающим щекам, и молчала. Она поверить не могла, что услышанное не приснилось ей. Ведь одно дело — подозревать, совсем другое — узнать точно. Потом подняла наполненные мукой глаза на Картрайта и тихо спросила:
— Но ведь это признание… в убийстве?
— Поскольку запись была несанкционированной, она не может быть привлечена в качестве вещественного доказательства на судебном процессе, — ровным голосом пояснил адвокат. — Даже если вы вдруг этого захотите, Оливия. В чем я лично сомневаюсь.
Она встала и заходила из угла в угол, изредка натыкаясь на кресла.
— Да, — прерывающимся голосом согласилась она, — вы, безусловно, правы. Конечно, я никогда не соглашусь на то, чтобы подобное доказательство стало достоянием гласности. Я не могу выставить отца и его последнюю, пусть даже глупую, страсть на всеобщее обозрение и осмеяние. Никогда. Ни за что. Присцилла знает это и наслаждается своей безнаказанностью. Но он… черт бы его побрал! Чтоб ему вечно гореть в аду за то, что сделал!
— Вы имеете в виду Эндрю Уоррена?
— Разумеется! Кого же еще? Подлец! Негодяй! Готова поспорить, что это была его идея. Точно, его. Если бы не он, Присцилла продолжала бы спокойно наслаждаться достатком. Особенно с учетом нездоровья отца. Ей ведь даже в постели не приходилось больше напрягаться. Она могла получать все, не давая взамен ничего.
Сколько же горечи в ее голосе, думал Дуэйн, следя за расхаживающей по комнате женщиной. Как ей не повезло в жизни. Выйти замуж за мерзавца, пережить бог знает сколько измен, поймать на месте преступления — в собственной постели с другой женщиной, а теперь еще и такое…
Дуэйн Картрайт знал обо всем этом, потому что внимательно изучил собранное его детективом досье,
