«Девчонка остается девчонкой, даже если она астроном, — подумал Сережа и еще крепче зажмурился. — Дача!.. «Опорный пункт! Узел сопротивления!» — вот как называл Пулковскую высоту Вовка Меньшов, мужчина, друг».
Автобус остановился на самой вершине холма. Сережа первым выскочил из машины и быстро огляделся: он помнил Вовкин совет «не теряться» и строгий наказ привезти в Чистов осколок тяжелого снаряда.
Но, по-видимому, чистовский стратег все-таки ошибся. Вокруг мягко зеленели молодые деревья, анютины глазки спокойно посматривали на Сережу, под ногами шуршал свежий гравий… Сколько его ни вороши, никаких осколков заметить невозможно.
Отсюда, с высоты, широко открывался вид на всю местность. Желтые прямоугольники полей отодвинули Ленинград к дальнему горизонту, а ближний опоясывала черная лесная кайма.
Внизу расположился поселок. Сережа видел уютные домики… Вероятно, в одном из них прошлым летом жила Валя.
Было очень тихо; казалось, что где-то поблизости находится источник тишины. Может быть, даже в одной из этих странных башенок под тяжелым металлическим, наглухо закрытым куполом.
— Откроют нам башню, да? — шепотом спросил Сережа.
— Ну конечно откроют, — ответил Григорий Макарович. — Для этого мы сюда и приехали. Только это не башня, а астрономический павильон. Здесь находится зенит-телескоп.
— «Сезам, отопрись, сезам, отопрись», — шептал Сережа, когда сотрудник Пулковской обсерватории открывал замок.
— Похож на мой, только больше, — шепнул Сережа Вале, когда они вошли в павильон. — Григорий Макарович, а коронограф мы тоже увидим? — спросил он.
— Сережа, дорогой, увидишь и коронограф. Не волнуйся, ты все увидишь.
— А большой вертикальный круг? — полчаса спустя спрашивал Сережа.
Григорий Макарович засмеялся:
— Вот это контролер!
С этого момента за Сережей укрепилось прозвище «Контролер».
— Ну, Контролер, что еще нам надо посмотреть?
— Менисковый телескоп, — уверенно отвечал Сережа.
Но каждый раз, когда сотрудник обсерватории открывал дверь нового павильона, Сережу снова охватывало нетерпение.
Особенно понравился ему большой пассажный инструмент, установленный неподвижно и прямо по Пулковскому меридиану. Сережа долго допытывался о подробностях его конструкции и даже попробовал срисовать на память.
— Недурно, недурно получилось, — сказал Григорий Макарович, — но только слово «пассажный» пишется через два «с», учти, пожалуйста.
— Григорий Макарович, — упрашивал Сережа, — разрешите одним глазком взглянуть в окуляр.
— Что же ты увидишь? Ведь еще совсем светло.
— Ну, что увижу, то увижу…
Получив разрешение, Сережа прильнул к окуляру. Конечно, Григорий Макарович был прав. Ничего, кроме белого кружка и сетки линий, симметрично расположенных вокруг одной центральной, Сережа не увидел, но оторвать его от окуляра было не так просто. Эта черная нить — Пулковский меридиан — означала для Сережи очень многое. Она связывала его с родным городом, с чистовским Домом пионеров и маленькой обсерваторией, спрятанной между грядками резеды и розовыми кустами…
Наконец Григорий Макарович объявил, что осмотр окончен и что в конференц-зале состоится встреча экскурсантов с известным астрономом профессором Русановым.
— Тот самый, который «Увлекательное путешествие» написал? — быстро спросил Сережа.
— Да, тот самый…
Сережа задумался: встреча с профессором Русановым… Вот кто по-настоящему оценит Сережино открытие!
— Ты что такой бледный? — спросил Григорий Макарович. — Устал? А ну-ка, доставай свои бутерброды…
Но Сережа решительно отказался. В такое время не до еды.
Профессор Русанов был совсем таким, каким представлял Сережа «настоящего астронома». Пожилой человек с густыми бровями и проницательным взглядом, Говорил он негромко, да и незачем было ему повышать голос — ребята вели себя тихо.
Профессор живо интересовался, какие книги читают ребята, умеют ли пользоваться школьным телескопом, знают ли звездные карты.
«Пора, — думал Сережа. — Нет, подожду еще немного. Кто-то спрашивает, есть ли жизнь на Марсе. Глупый вопрос — разумеется, есть. Валя говорит, что мечтает стать капитаном дальнего плавания. «Правильно, — отвечает Русанов, — мореплавателям астрономия необходима». Вот теперь пора!..»
Сережа встал:
— Я умею определять долготу! Я открыл, что живу на Пулковском меридиане… То есть я хочу сказать, что Пулковский меридиан проходит как раз через наш город.
— Молодец, — сказал профессор. — А ты сам откуда?
— Из города Чистова. Заставская улица, дом номер семь. А Пулковский меридиан проходит через наш Дом пионеров. Я по солнечным часам узнал местное время, сравнил его с сигналами времени по радио и определил свою долготу.
Ребята зааплодировали. Сережа слышал одобрительные возгласы. А Валя негромко сказала:
— Да, это здо?рово! Этого мы еще не проходили.
Триумф был полный…
Русанов сделал чуть заметный жест рукой, и в зале снова стало тихо. Профессор похвалил Сережу: определение долготы — дело очень важное. Не только мореплаватели, но и люди других профессий в этом заинтересованы. Например, летчики, геодезисты… Ведь ни одно строительство нельзя начать без предварительных геодезических работ. Верно понял Сережа и самый принцип определения долготы. Одного только не учел наш молодой ученый: местное время должно быть определено очень точно. Солнечные часы для этого не годятся. Здесь неизбежна ошибка — ну хотя бы на одну минуту. А ведь это значит ошибиться больше чем на двадцать восемь километров. И следовательно, Пулковский меридиан не проходит через город Чистов…
Русанов встал, подошел к Сереже:
— Двадцать восемь километров… Где же тогда пройдет Пулковский меридиан?
— Если на восток, то через колхоз «Красный партизан», — едва слышно ответил Сережа.
Он был подавлен своей неудачей. Так осрамиться перед ребятами, перед Григорием Макаровичем! Его открытие, все, чем он так гордился, — все насмарку… Профессор хвалит его только для того, чтобы смягчить удар…
Сережа уже видел свое бесславное возвращение домой. Да и сам Чистов, удаленный от главной астрономической магистрали, как-то потускнел и поблек.
Всем было видно, что Сережа глубоко взволнован, но, пожалуй, только Григорий Макарович заметил, что взволнован и сам Русанов. Верный признак: он не сидит на своем месте, а расхаживает по залу.
Русанов рассказывал о том, как ученые научились определять точное время по звездам, а Григорий Макарович спрашивал себя: неужели же Сережина неудача могла так взволновать знаменитого астронома?
— В каждой большой обсерватории существует специальная служба времени, — продолжал Русанов. — Самые точные пулковские хронометры мы проверяем с помощью астрономических инструментов и ежедневно даем для страны поправку времени. Теперь мы учитываем тысячные доли секунды…
Русанов снова подошел к Сереже и взглянул на его огорченное лицо:
— Веселей, веселей, Сережа! Я ведь тоже свое знакомство с астрономией начал с ошибки!
— А вы расскажите нам, как это было! — смело попросила Валя.
— Что ж, я охотно… Но не поздно ли?
