усадили меня играть с ними в воздуха. За пару часов я ухитрился просадить восемнадцать пенни и еще немного железной мелочи. И, хотя мне смертельно хотелось отыграться, я заставил себя встать и уйти, пока дело не зашло слишком далеко.
В результате всех предпринятых усилий в кошельке у меня оказалось меньше, чем было изначально.
По счастью, у меня в запасе был еще один способ.
Я шагал по широкой мощеной дороге, направляясь в Имре.
Со мной были Симмон и Вилем. Вил в конце концов продал свой поздний жребий какому-то отчаявшемуся хранисту, выручив на этом кругленькую сумму, так что они оба уже покончили с экзаменами и были беззаботны, как котята. Вилу назначили плату в шесть талантов восемь йот. Сим до сих пор упивался тем, что с него потребовали всего пять талантов две йоты.
У меня в кошельке был один талант и три йоты. Ничего хорошего это не сулило.
Четвертым в нашей компании был Манет. Его растрепанная седая шевелюра и мятая, как всегда, одежда придавали ему несколько очумелый вид, словно он только что вскочил с постели и не может понять, где находится. Мы взяли его с собой отчасти потому, что нам нужен был четвертый для уголков, отчасти же потому, что считали своей обязанностью хоть изредка вытаскивать бедолагу из Университета.
Мы миновали высокую арку Каменного моста, перешли реку Омети и вступили в Имре. Осень была на исходе, и я кутался в плащ, чтобы не простыть. Лютню я удобно пристроил у себя за спиной.
Дойдя до центра Имре, мы миновали просторный, вымощенный булыжником двор и обогнули находящийся в центре фонтан, украшенный статуями сатиров, гоняющихся за нимфами. Фонтан журчал, ветер разносил брызги. Мы присоединились к очереди, тянущейся к дверям «Эолиана».
Когда мы подошли к дверям, я с изумлением обнаружил, что У входа стоит не Деоч, а какой-то приземистый мрачный дядька с толстой шеей. Он протянул руку:
— С вас йота, юный сэр!
— Извините… — я сдвинул в сторону ремень футляра от лютни и показал ему серебряные дудочки, приколотые к плащу, и указал на Вила, Сима и Манета: — Эти со мной!
Он подозрительно сощурился, уставившись на дудочки.
— Что-то вы больно молоды! — сказал он, зыркнув на мое лицо.
— Да, я ужасно молод, — небрежно сказал я. — Это часть моего личного обаяния.
— Слишком молоды, чтобы носить дудочки, — уточнил он. Это прозвучало как вежливое обвинение.
Я заколебался. Я выглядел достаточно взрослым для своих лет, но это означало лишь, что я выгляжу несколько старше своих пятнадцати. Насколько мне было известно, я оставался самым юным музыкантом в «Эолиане». Как правило, это работало на меня, я был здесь чем-то вроде диковинки. Но теперь…
Не успел я придумать, что ответить, как из очереди позади нас сказали:
— Дудочки настоящие, Кетт.
Высокая женщина со скрипичным футляром кивнула мне.
— Он их заработал, пока тебя не было. Он серьезный музыкант.
— Спасибо, Мари, — сказал я.
Привратник пустил нас внутрь.
Мы нашли себе столик у дальней стены, с хорошим видом на сцену. Я окинул взглядом лица соседей и подавил привычный укол разочарования: Денны нигде видно не было.
— А что это там такое в дверях творится? — спросил Манет, озираясь по сторонам, разглядывая сцену и высокий сводчатый потолок. — Неужто люди платят деньги за то, чтобы войти сюда?
Я уставился на него.
— Ты пробыл в Университете тридцать лет и ни разу не бывал в «Эолиане»?!
— Ну, знаешь, — он неопределенно развел руками, — все как-то не до того было. Я на этой стороне реки не так уж часто бываю.
Сим расхохотался и сел за стол.
— Манет, разреши, я объясню в доступных тебе терминах. Если бы существовал музыкальный Университет, вот это бы он и был, а Квоут был бы полноправным арканистом.
— Неудачная аналогия, — возразил Вил. — Это скорее двор музыкального королевства, а Квоут — один из местной знати. Мы попали сюда в качестве его свиты. Собственно, ради этого мы и терпим его присутствие так долго.
— Что, целую йоту только за то, чтобы сюда войти? — спросил Манет.
Я кивнул.
Манет уклончиво хмыкнул, озираясь по сторонам и глядя на разодетых дворян, собравшихся на балконе.
— Ну что ж, — сказал он, — век живи — век учись.
«Эолиан» только начинал наполняться, так что мы проводили время, играя в уголки. Игра шла по маленькой, по драбу за сдачу, по два за подставу, но при моем тощем кошельке любые ставки были высоки. По счастью, Манет играл с точностью часового механизма: никаких потерянных взяток, никаких безумных заявок, никаких ходов наудачу.
Симмон угощал всех первым, Манет — вторым. К тому времени, как огни в «Эолиане» начали тускнеть, мы с Манетом обошли их на десять сдач, в основном благодаря тому, что Симмон имел склонность зарываться и перезаказывать. Я с мрачным удовлетворением опустил в карман лишнюю медную йоту. «Один и четыре».
На сцену поднялся немолодой мужчина. Станчион коротко представил его, и он заиграл на мандолине немыслимо прелестную версию «Поздних дней Таэтне». Пальцы у него были легкие и проворные и уверенно бегали по струнам. Но голос…
С возрастом многое портится. Костенеют руки и спины. Тускнеет взгляд. Грубеет кожа, и красота увядает. Единственное исключение — это голос. Если о нем заботиться должным образом, по прошествии лет и при постоянной практике голос становится только слаще. Его голос был как сладкое медовое вино. Он закончил песню под громкие аплодисменты. Секунду спустя снова вспыхнул свет, и зал наполнился гулом бесед.
— Между выступлениями делаются перерывы, — объяснил я Манету, — чтобы люди могли поговорить, побродить по залу, выпить. Но если ты вздумаешь болтать во время чьего-то выступления, тебя не спасет даже сам Тейлу со всеми своими ангелами.
Манет обиженно фыркнул.
— Не беспокойся, я вас не опозорю! Что ж ты думаешь, я совсем уж варвар?
— Да нет, я просто предупреждаю, — сказал я. — Ты вот предупреждал меня о том, что опасно делать в артефактной. А я тебя предупреждаю о том, что опасно делать здесь.
— А у него лютня другая, — заметил Вилем. — Поменьше твоей и звучит иначе.
Я сдержал улыбку и решил не заострять на этом внимание.
— Такая разновидность лютни называется мандолиной, — объяснил я.
— Ну а ты, ты ведь будешь играть? — спросил Симмон, ерзая на стуле, точно нетерпеливый щенок. — Сыграй ту песенку, что ты сочинил про Амброза, а?
Он замурлыкал мелодию, потом принялся напевать:
Манет фыркнул в кружку. Даже Вилем улыбнулся.
— Нет уж, — твердо ответил я. — С Амброзом покончено. С моей точки зрения, мы полностью квиты.
