времен.
— Вовсе нет, я только о себе.
— Двадцать семь это еще не много.
— Это зависит от того, что ты успел сделать. Моя сестра говорит, что если человеку суждено достичь каких-то высот, то к тридцати это уже понятно.
— Неправда, это всего лишь мнение твоей сестры. Да и все равно у тебя есть еще три года — вот тогда и поговорим, насколько ты бездарна. Согласна? И к твоему сведению, я к тридцати годам еще ничего не добился.
— Чем ты тогда занимался?
— Кажется, я жил в Вашингтоне. Правил там тексты.
— Значит, добился.
— Это я не могу назвать достижением.
— Но ты делал карьеру, ты был квалифицированным специалистом. Это не то же самое, что мои бессмысленные фотографии с претензией на художественность, такие сейчас сможет сделать любой дурак, у кого есть цифровой фотоаппарат и «Фотошоп», — спорит Анника. — Я столько торчала в темной комнате, дыша фиксажом, с пластиковыми кюветами, стоп-ваннами и щипцами в руках! Только время потратила впустую.
— Во всем есть польза.
— Не во всем. Ну, давай посмотрим правде в глаза, ведь нельзя сказать, что я тут с толком провожу время. Я даже по-итальянски до сих пор как следует разговаривать не могу. Мой мужик живет новостями, а я ни малейшего представления не имею о том, что творится в мире.
— Имеешь.
— Может, мне стоит начать читать твою газету. На вечеринке все говорили с таким знанием дела.
— Какого дела?
— Ну не знаю, о парламентском голосовании, гонках вооружения в Южной Азии и трибуналах ООН в Камбодже. А потом они смотрят на меня, а я такая, типа: «Привет, я раньше была ассистентом фотографа, а теперь живу у Крейга».
— Это наша общая квартира, — поправляет он. — Если уж на то пошло, твоя. А мои коллеги просто обязаны все это знать — это же их работа.
— Вот именно. А я не обязана ничего знать.
— Ты опять хочешь поискать работу? Я снова могу закинуть удочки.
— Думаешь, надо?
— Ну, необходимости в этом нет. — Похоже, это неправильный ответ. — Но попробовать не повредит. Опять же я рад буду помочь. Ты только скажи, что тебя интересует. Или ты хотела вернуться к фотографии?
— Не знаю.
— А о чем ты говорила с Харди, вроде о йоге, да? Наверное, будет здорово? Я, конечно, не говорю, что это решение всех проблем. Но я не хочу, чтобы ты от меня устала, из-за того, что тебе весь день приходится сидеть дома и стирать носки.
Наступает день рождения Анники, и он дарит ей бирюзовый браслет с сережками, подписку на итальянский фотожурнал и абонемент в центр йоги.
На йоге Анника немедленно заводит друзей. Они все местные — творческие люди, из тех, кто слишком много курит, красит спальни в оранжевый цвет и от которых пахнет мокрой шерстью. Особенно симпатичен ей неуклюжий парнишка по имени Паоло.
— Никогда не видела, чтобы у человека было так плохо с координацией, — рассказывает она. — Бедолага Паоло, он даже до пальцев ног дотянуться не может. У него совсем не получается.
— Интересно, а у меня выйдет? — Мензис делает попытку достать до пальцев и стонет.
Анника подскакивает и обнимает его.
— Спасибо, — со смехом говорит он. — За что это?
Друзья с йоги просят ее принести и показать им свое портфолио. Но о старых фотографиях Аннике даже вспоминать стыдно; подумают, что она любитель. Так что она решает отснять новую серию. В качестве темы она выбирает граффити, оскверняющие стены исторических зданий Рима. Все приходят в восторг и уговаривают ее выставить работы.
Теперь, когда Анника стала фотографировать и тусоваться с новыми друзьями, Мензису часто приходится возвращаться в пустую квартиру. Как ни странно, без нее дом кажется более шумным: за окном тарахтят мотоциклы, тяжело ступает сосед сверху, на стене тикают часы. Мензис делает себе на ужин сандвич и идет в подвал, в свою мастерскую — комнатушку, которую он снимает для занятий всякими научными проектами: этим он увлекается с детства. Он возится с моделями из пробкового дерева, читает научно-популярные журналы, фантазирует. Мечта у него одна: он хочет получить патент.
Если бы он ходил на курсы естественных наук в колледже! Но опять же, тогда он не попал бы в Вашингтон и не встретился с ней. Но разумеется, он и сейчас мог бы что-то изобрести. Придумать что- нибудь настолько выдающееся, что его согласились бы взять в Массачусетский технологический институт. И он бы в рекордные сроки получил докторскую степень. И Анника поехала бы с ним. Если бы захотела. А захотела бы она? Тут, в Риме, ему есть что ей предложить: квартира, которая понравится любому, очарование Европы. А если бы он был бедным студентом в Бостоне с кучей долгов?.. Но эти размышления абсурдны. Он не изобретатель, он не учился по соответствующей специальности, к тому же он уже слишком стар, чтобы начинать учебу. У него другая жизнь, он новостник, нравится ему это или нет.
Анника стучится в дверь мастерской. «Иду!» — кричит Мензис. Он застает Аннику на лестничной клетке, она стоит, прислонившись к стене, и морщится от боли. У нее что-то случилось со спиной, так что какое-то время она не сможет ходить на йогу.
В последующие несколько недель она сидит дома, пьет чай на травах и смотрит итальянские эстрадные концерты. Она раздражается, потом извиняется перед Мензисом. Когда спина проходит, Анника продолжает снимать граффити, но на йогу не возвращается.
Как-то после обеда Мензис сидит в офисе и переделывает кривой заголовок. Он пробует несколько вариантов, останавливаясь в конце концов на самом простом — он вообще склонен к простоте. Он пишет: «В ходе бомбежки в Багдаде погибло 76 человек».
К нему подходит Артур Гопал. Он единственный человек в редакции, с которым Мензис дружит. Они время от времени обедают вместе в «Кореи», шумной траттории на Виа-дель-Джезу. И Мензису каждый раз хочется спросить, как Артуру живется без Византы и Пикл; а Артуру интересно узнать побольше об Аннике. Но задавать такие личные вопросы не отваживается ни один из них. Вместо этого они болтают о работе, правда, говорит в основном Артур. Поедая фасолевый суп, он поносит коллег («Кэтлин как-то не догоняет», «Клинт Окли даже простенького некролога написать не может», «Герман как будто из прошлого века») и разглагольствует о своих амбициях («Этот редактор, старый друг моего отца, говорит, что мне лучше переехать в Нью-Йорк и работать на них»). Высказав все, Артур делает очень недовольное лицо и начинает водить ложкой в тарелке супа, как будто пытается найти уроненную туда запонку.
Но сегодня Артур выглядит как-то странно.
— Ты почту смотрел? — спрашивает он.
— В последнее время нет. А что? Надо?
— Тебе пришло письмо от человека с ником
Мензис распечатывает сообщение. Но оно написано по-итальянски, а он этот язык не особо хорошо понимает. В письме говорится об Аннике, и к нему прикреплен файл. Мензис кликает на фотку, и она раскрывается во весь экран. Картинка некачественная, похоже, снимали на телефон. На снимке изображена Анника — которая, очевидно, не замечает, что ее фотографируют — она, обнаженная, сидит на их кровати и смотрит в сторону. На переднем плане видна волосатая мужская нога, очевидно, самого фотографа. Мензис поспешно выключает монитор.
— Что это за херня?
— Понятия не имею. Но это разослали всем.
