Ллойд колеблется.
— Не понимаю, зачем вам это знать. — На самом деле, он понимает. — Это мой сын.
В трубке раздается сдавленный смех Мензиса и Кэтлин.
— Ты серьезно?
— Он работает в министерстве.
— Как-то не очень хотелось бы цитировать членов твоей семьи, — признается Кэтлин. — Хотя в нашем положении теперь уж придется ставить либо это, либо купленную в агентстве статью о падении рейтинга Буша, которая, честно говоря, уже на первую полосу не тянет.
Мензис выступает с предложением:
— Можно поставить материал о пятой годовщине одиннадцатого сентября, он почти готов.
— Нет, годовщина будет в понедельник, так что этот текст я хочу приберечь на выходные. — Она делает паузу. — Ладно, давай напечатаем статью Ллойда.
Когда Айлин возвращается домой, он уже пьян. Она оставила Дидье в джаз-клубе с друзьями и теперь стучится в дверь. Почему она не входит просто так? Ллойд быстро берет еще одну рюмку и наливает ей джина прежде, чем она успевает отказаться.
— Завтра обязательно купи газету, — говорит он. — Первая страница.
Айлин похлопывает его по колену.
— Поздравляю, малыш. Когда такое было в последний раз?
— При администрации Рузвельта, наверное.
— Франклина или Тедди?
— Конечно, Тедди. — Он чуть грубовато притягивает жену к себе и целует ее — всерьез, а не чмокает, как обычно: это настоящее пылкое объятие.
Айлин отстраняется.
— Хватит.
— Точно, вдруг твой муж придет.
— Не порти мне настроение.
— Я шучу. Не переживай — я ведь не переживаю. — Он треплет ее за щеку. — Я тебя люблю.
Айлин молча уходит в квартиру напротив. Пьяный Ллойд валится на кровать, бормоча: «Твою мать, первая полоса!»
На следующее утро его нежно будит Айлин, она приносит ему в постель газету.
— Тут адски холодно, — говорит она. — Поставлю кофе.
Ллойд садится.
— Малыш, я твоей статьи не видела, — добавляет Айлин. — Она разве не сегодня выходит?
Ллойд пробегает глазами заголовки: «Через 12 месяцев Блэр уходит в отставку»; «Пентагон запрещает применение силовых методов при допросе подозреваемых в терроризме»; «Америка устала от однополых браков»; «Австралия оплакивает „охотника на крокодилов“»; и, наконец, «Рейтинг Буша упал ниже плинтуса».
Его статья о секторе Газа на первой странице так и не появилась. Ллойд листает газету. Ее вообще нигде нет. Матерясь, он звонит в Рим. Раннее утро, но Мензис уже на месте.
— Что случилось с моей статьей? — требовательно вопрошает Ллойд.
— Прости. Мы не смогли ее дать. Позвонил друг Кэтлин из Франции и сказал, что все это неправда. Пригрозил, что нам крышка, если мы это напечатаем. Они даже собирались официально опровергать информацию.
— Знакомый пиарщик Кэтлин обосрал мою статью, и вы купились? И вообще, почему Кэтлин кому-то передает мои новости? Я же сказал, у меня в министерстве сын работает.
— Да, вот и я удивляюсь. Кэтлин упомянула твоего сына в разговоре со своим другом.
— Она выдала мой источник информации? Да вы что, с ума там посходили?
— Нет, нет, погоди. Она не говорила, что информация поступила от него.
— Да нетрудно будет догадаться. О, господи!
— Ллойд, дай мне закончить. Жером Бурко там вообще не работает.
— Идиоты. У него фамилия матери.
— Ой.
Теперь Ллойду надо предупредить сына, чтобы он успел придумать отговорку. Он звонит Жерому на мобильный, но тот не подходит. Может, он ради разнообразия пошел на работу пораньше. Боже, ну и кошмар. Ллойд звонит в министерство и просит соединить.
Секретарь отвечает:
— Я просмотрела весь список работающих в этом здании, такого имени нет.
Ллойд почти бежит по бульвару Монпарнас, поднимает руку, чтобы поймать такси, но потом опускает. Он стоит на тротуаре, раздумывая, сжав в руке кошелек, который тонок как никогда. Хотя если уж ему суждено обнищать, то именно так и надо потратить последние деньги. Он останавливает такси.
В здание министерства охранники его не впускают. Ллойд снова и снова повторяет имя сына, говорит, что он ему срочно нужен по неотложным семейным обстоятельствам. Но безрезультатно. Он показывает аккредитацию, но у нее кончился срок действия еще 31 декабря 2005 года. Ллойд ждет снаружи, названивая сыну на сотовый. Иногда кто-нибудь из чиновников выходит покурить. Ллойд пытается найти сына с их помощью, расспрашивая, не работает ли кто из них в управлении по делам Северной Африки и Среднего Востока.
— Я помню этого парня, — сообщает одна женщина. — Он был тут стажером.
— Я знаю, а сейчас он в каком отделе?
— Ни в каком. Мы его не взяли. Кажется, письменные экзамены он сдал, а вот с языками провалился. — Она щурится и улыбается. — Я была уверена, что он соврал, будто отец у него из Америки.
— В смысле?
— В английском он безнадежен.
По просьбе Ллойда она откапывает старый адрес Жерома. Он едет на метро до станции Шато Руж и находит нужный дом: это старая развалина со сломанными воротами. Ллойд изучает список жильцов в каждом подъезде, выискивая имя сына. Но найти его не может. Потом он натыкается на неожиданную фамилию — свою. У кнопки звонка написано «Жером Бурко».
Ллойд звонит, но никто не открывает. Жильцы приходят и уходят. Ллойд садится в глубине двора и смотрит вверх, на закрытые ставнями окна.
Через час в воротах появляется Жером, но он не сразу замечает отца. Он открывает почтовый ящик, просматривает рекламные письма, потом плетется по дорожке.
Ллойд окликает сына по имени, Жером вздрагивает.
— Что ты тут делаешь?
— Прости, — говорит Ллойд, тяжело поднимаясь. — Прости, что нагрянул, — он раньше никогда так не разговаривал с сыном, с таким почтением, — пришел ни с того ни с сего, это не страшно?
— Это связано с твоей статьей?
— Нет, нет. Никак не связано.
— С чем же тогда?
— Пойдем к тебе? Я замерз. Я тут сижу уже какое-то время. — Он смеется. — Ты же знаешь, я старый. Может, я старым не выгляжу, но…
— Ты не старый.
— Старый. Я старый. — Ллойд протягивает руку и улыбается. Ближе Жером не подходит. — Я в последнее время думал о семье.
— Какой семье?
— Жером, давай поднимемся к тебе. Если ты не против. У меня руки заледенели. — Ллойд потирает ладони, дует на них. — Мне пришла в голову мысль. Я надеюсь, ты не обидишься. Я подумал, что, может, — если ты захочешь, конечно, — я мог бы помочь тебе выучить английский. Если мы будем регулярно разговаривать, ты его освоишь, даю слово.
Жером краснеет.
