— Ты о чем? Я хорошо говорю по-английски. Ты же меня учил.
— Но ты ведь нечасто слышишь английскую речь.
— Я не хочу учиться. Да и где я возьму на это время? Я по горло занят в министерстве.
Чтобы доказать свою правоту, Ллойд переходит на английский, нарочно говоря очень быстро:
— Меня так и подмывает рассказать, что я все знаю, сынок. Но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя паршиво. Но почему ты живешь в такой помойке? Господи, просто невероятно, насколько ты похож на моего отца. Так странно снова видеть его лицо. Я знаю, что ты безработный. Я родил четверых детей, и ты единственный из них, кто еще соглашается со мной разговаривать.
Жером не понял ни слова. Дрожа от унижения, он отвечает по-французски:
— Ну и как я тебя пойму? Ты слишком быстро говоришь. Это смешно.
Ллойд снова переходит на французский.
— Я хотел тебе кое-что сказать. Кое о чем спросить. Видишь ли, я собрался на пенсию, — говорит он. — Лет с двадцати двух я писал, ну, сколько там, по статье в день, наверное. А теперь я ничего не могу из себя выдавить. Ничего. Я вообще не представляю, что, черт возьми, в мире происходит. Даже в той газете меня больше печатать не хотят. Это была моя последняя — последняя! — кормушка. Ты это знал? Мои тексты больше никто не публикует. Жером, думаю, мне придется съехать с квартиры. Я не в состоянии за нее платить. Мне там не место. Но я не знаю. Ничего еще не решено. Я, возможно, хочу спросить… Сам пытаюсь понять… Что же делать. Что скажешь? Каково твое мнение? — Ллойд собирается с духом и спрашивает: — Что ты мне посоветуешь? Сын?
Жером открывает дверь, ведущую в дом.
— Входи, — говорит он. — Останешься у меня.
Бетти потрясла свой хайбол и заглянула внутрь, выискивая под кубиками, льда последнюю каплю Кампари. Лео, ее муж, сидел за мраморным столиком кафе, закрывшись от нее итальянской газетой. Она протянула руку и постучала по газете, словно это была дверь его кабинета.
— Да-а-а, дрогая, — громогласно ответил он. Из-за воздвигнутой перед собой газетной стены он не осознавал, что их окружают люди и что всем слышна их отнюдь не тихая семейная болтовня; после стольких лет жизни в Риме Лео продолжал считать, что никто за границей не понимает английского.
— Отта так и нет, — сказала она.
— Верно, верно.
— Возьмем еще?
— Да-а-а, дрогая. — Лео поцеловал свою ладонь, потом сложил ее чашечкой и сделал вид, будто бросил гранату, взглядом проследил ее полет по параболической траектории над столом, — поцелуй попал прямо жене на щеку. — В яблочко, — объявил он и снова скрылся за газетными страницами. — Какие же все тупые! — сказал Лео, у которого от всех этих безумных репортажей уже кружилась голова. — Поразительно тупые!
Бетти подняла руку, подзывая официантку, потом она заметила Отта — он сидел за барной стойкой и наблюдал за ними. Ее кисть повисла в воздухе, затем медленно опустилась на стол. Бетти вскинула голову и одними губами проговорила: «Что ты там делаешь?» — уголки рта у нее подергивались, улыбка то появлялась, то пропадала, то появлялась снова.
Отт еще секунду понаблюдал за Бетти с Лео, потом встал с барного стула и направился к столикам в глубине зала.
Последний раз он видел ее двадцать лет назад в Нью-Йорке. Сейчас ей уже чуть за сорок, она вышла замуж, стала носить стрижки покороче, взгляд зеленых глаз смягчился. Но у нее осталась знакомая Отту привычка склонять голову в нерешительной улыбке. Почти угасший образ прошлого ярко вспыхнул перед глазами. Ему захотелось протянуть руку и дотронуться до нее.
Но вместо этого он пожал руку мужу Бетти и потом даже взял его за плечо — таким образом Лео — оба видели друг друга впервые в жизни — досталась вся теплота, которую Отт не мог себе позволить в отношении его жены.
Отт сел на бархатную банкетку рядом с Бетти, в знак приветствия похлопал ее по руке и с акробатической грацией скользнул за соседний столик — в пятьдесят четыре года он был все еще довольно ловок. Разглядывая Бетти с Лео, он стиснул сзади свою массивную шею, провел рукой по коротко, «под ноль» стриженным волосам, дотронулся до наморщенного лба. Выражение его светло-голубых глаз постоянно менялось и было то воинственным, то смешливым, то безучастным. Он потрепал Лео по щеке.
— Я рад, что приехал.
Так, в нескольких словах, он излил на них весь запас любезности — Бетти уже забыла, каков он.
Сайрус Отт прибыл из своего главного офиса в Атланте, оставив исключительно ради этой встречи бизнес, жену и маленького сына. Во время путешествия на корабле он ознакомился с их статьями. Лео, римский корреспондент чикагской газеты, был мастером клише, в его материалах описывалась та самая журналистская реальность, в которой потоки беженцев текли через границу, города выдерживали натиски бурь, избиратели ходили исполнять свой гражданский долг. Бетти работала внештатно в американских женских журналах, писала легкие юмористические очерки о жизни за границей и назидательные истории об итальянских подонках, соблазняющих молоденьких американок. Когда-то Бетти была амбициозна. Но добилась она немногого, о чем Отт очень жалел.
— Итак, — начал Лео, — позволь спросить, зачем же ты хотел нас увидеть?
— Я хочу поговорить насчет газеты.
— Какой?
— Собственной, — ответил Отт. — Я собираюсь издавать газету. Международную, на английском языке. Главный офис я открою в Риме, а продаваться она будет по всему миру.
— Да-а-а? — откликнулся Лео, подавшись вперед и отпустив коричневый вязаный галстук, который он прижимал к груди, чтобы скрыть, что на рубашке оторвана пуговица. — Интересненько, — добавил он, раскачиваясь, как маятник, и на месте оторванной пуговицы показались нитки. — Может, что и получится, — сказал он. — Вполне может быть. И тебе нужны люди?
— Вы. Вы вдвоем будете ей управлять.
Бетти подпрыгнула на банкетке.
— С чего ты вдруг решил открыть газету?
— Чем больше я об этом думаю, — перебил Лео, — тем больше мне нравится эта затея. Пока это еще ни у кого не получалось. В смысле, никому на этом еще не удалось как следует заработать.
Когда они расставались в тот вечер, трезвым был только Отт. Он пожал друзьям руки, похлопал Лео по плечу и пошел вверх по Испанским ступеням к отелю «Хасслер», в котором он остановился. А Бетти с Лео, спотыкаясь, пошли по Виа-дель-Бабуино домой.
Лео нагнулся к жене и прошептал ей на ухо:
— Он не шутит?
— Он всегда был человеком серьезным.
Лео этого не услышал.
— Никогда я еще не надирался с таким богачом, — сказал он.
