Разъяренный технолог вылетает из отдела, за ним следует с десяток его не менее озлобленных коллег.
— У меня дети в частной школе, — орет Клинт Окли, — и как я теперь ее оплачивать буду? Им-то что делать?
— Вариант продажи газеты «Отт Групп» рассматривает? — интересуется Харди Бенджамин.
— Не знаю, — отвечает Оливер.
— Не хочу показаться слишком грубым, — встревает Артур Гопал, — но зачем мы тут собрались, если вы ничего не знаете?
— Нельзя ли поговорить с кем-нибудь, кто мог бы разъяснить нам все поподробнее? — спрашивает Крейг Мензис. — Кэтлин? Эбби?
Эбби выступает вперед.
— Только мистер Отт уполномочен выступать от имени «Отт Групп». — И делает шаг обратно.
Недовольные крики не смолкают.
— И как давно вы об этом узнали?
— Только что, — отвечает Оливер.
Кто-то буквально воет от неспособности поверить в такое.
— Да мы только зря время теряем, — звучит чей-то голос.
Еще несколько человек уходят.
— Возможно, если бы «Отт Групп» попытались в какой-то момент вложить в газету денег, а не старательно загоняли ее в могилу, дела бы у нас сейчас были получше.
Оливер наклоняется к Кэтлин.
— Что мне делать? — шепчет он. — По-моему, ситуация выходит из-под контроля. Может, завершить собрание?
— Тебе решать.
Он снова поворачивается к толпе, хотя от нее уже мало что осталось — лишь несколько сотрудников. Кто-то кучкуется по углам, все сочувствуют друг другу, без спросу звонят в другие страны, некоторые одеваются, собираясь уходить.
— Мне невероятно жаль, — повторяет Оливер. — Заладил я одно и то же, но не знаю, что еще сказать. Я постараюсь узнать ответы на все ваши вопросы.
— А вы не можете пригласить сюда кого-нибудь, кто их уже знает?
— Да, — говорит он, кивая и глядя в пол. — Да. Я постараюсь привести к вам того, кто вам нужен.
Ушли уже даже Эбби с Кэтлин. Он остался один, перед лицом последних ошарашенных сотрудников.
— М-м-м, пока, — говорит он.
Какое-то время он стоит в растерянности, а потом неуверенной походкой направляется в кабинет Кэтлин. Но останавливается на полпути. Поворачивает голову, убирает закрывающие уши волосы.
Изнутри раздается какой-то шум.
Оливер вбегает в кабинет. Эбби с Кэтлин сидят на полу.
Между ними лежит Шопенгауэр, и смотрит он не на Оливера, а на стену, в том направлении, в котором ему свернули шею.
Пес тяжело дышит, издавая какой-то странный звук, челюсть безвольно повисла. Он, похоже, не может вдохнуть: в легкие набирается совсем немного воздуха, спазм, грудь опадает. Он все еще привязан к ножке стола, и Кэтлин дергает за поводок. «Черт!» Наконец она развязывает узел, но это не помогает: Шопенгауэр совсем перестал шевелиться. «Черт, — повторяет она и ударяет по ножке стола. — Черт».
— Что случилось? — спрашивает Оливер. — Не пойму, что случилось.
— Похоже, кто-то вошел, когда тут никого не было.
Но Оливер имел в виду не это, а то, что случилось только что: почему Шопенгауэр вдруг затих?
— Сумасшедший, — возмущается Эбби. — Просто сумасшедший. И это кто-то из наших. Вы не заметили, кто рано ушел?
— Да почти все, — отвечает Кэтлин.
Эбби говорит:
— Оливер, мне так жаль.
— Ужасно жаль.
— Это очень серьезно?
Никто не отвечает.
— Надо вызвать полицию, — предлагает Эбби.
— Нет, прошу, — отвечает Оливер.
— Мы должны выяснить, чьих рук это дело.
— Я его заберу. Не надо, — просит он, — давайте не будем винить людей. Не хочу знать, кто это сделал. Все они на меня рассердились.
— Это не оправдание. Это просто отвратительно.
— Никто не виноват, — повторяет он.
— Виноват, — стоит на своем Кэтлин.
Оливер просовывает руки под обмякшее тело Шопенгауэра и, кряхтя, поднимает его.
— Постоянно он оказывается тяжелее, чем кажется.
Он несет пса через весь отдел новостей, открывает дверь лифта мизинцем, заходит внутрь и тянет руку к кнопке. Но нажать ее ему не удается, и приходится положить Шопенгауэра. «Молодец, — говорит он, опуская четвероногого друга на пол. — Молодец». Он нажимает кнопку и поднимает глаза к потолку. Лифт дрожит и едет вниз.
2007
Корсо Витторио, Рим
