нибудь вольную шуточку — не по злобе, а так, чтобы посмеяться над ним и позабавиться, видя, как он краснеет, потому что, говоря с этой женщиной, Франсуа краснел, словно девушка, и ему становилось не по себе. Он считал, что нрав у нее наглый, и ему казалось, что она уродлива и зла, хотя на самом деле ни безобразием, ни злобностью она не отличалась; злость, по крайней мере закипала в ней лишь тогда, когда кто-нибудь задевал ее интересы или мешал ей покрасоваться больше того — давать она любила, пожалуй, не меньше, чем брать. Щедрой она была из тщеславия — ей нравилось, когда ее благодарят. Но, на взгляд найденыша, она была сущая чертовка, из-за которой госпожа Бланше вынуждена жить на гроши и надрываться над работой.
Тем не менее госпожа Севера в конце концов заметила, что найденыш — а ему уже минуло семнадцать — чертовски хорош собой. Он был непохож на обычных деревенских парней — те в этом возрасте коренасты и приземисты, потому что развиваются и становятся на что-то похожи лишь года через два-три. А Франсуа и в семнадцать был высок и ладно сложен; кожа у него не смуглела даже во время жатвы; вьющиеся волосы у корней темнели, а у кончиков золотились.
— Вам нравятся такие, тетушка Моника? Я не о парнях — о волосах говорю.
— Не ваше дело, — отрезала служанка кюре. — Рассказывайте-ка дальше.
Одевался Франсуа бедно, хотя всегда соблюдал опрятность, к которой его приучила Мадлена Бланше, но даже в таком наряде выглядел лучше других. Мало-помалу Севера разглядела его, да так хорошо, что вбила себе в голову — парня надо пообтесать. Предрассудками она не страдала, и когда ей говорили: «Как жаль! Такой красивый малый — и найденыш», она отвечала: «А найденыши все такие. Они же дети любви».
И вот что она придумала, чтобы остаться с ним наедине. На ярмарке в Сен-Дени-де-Жуэ она дала Бланше хлебнуть лишнего, и, когда увидела, что того ноги не держат, препоручила мельника его тамошним приятелям и велела уложить спать. А после сказала Франсуа, который, вместе с хозяином пригнал туда скот на продажу:
— Послушай, малый, я оставляю твоему хозяину свою кобылу — пусть вернется на ней завтра утром; а ты садись на его лошадь, бери меня на круп и вези домой.
Такой оборот дела пришелся Франсуа не по душе. Он ответил, что кобыла у мельника слабосильная и двоих не увезет, но согласился проводить Северу — пусть она едет на своей лошади, он же возьмет хозяйскую, а затем на свежей возвратится за мельником и ручается, что с первым светом уже будет в Сен- Дени-де-Жуэ; однако Севера не стала ничего слушать и велела ему делать, что сказано. Франсуа побаивался ее, потому что Бланше на все смотрел глазами Северы, и если бы она взъелась на найденыша, ему могли бы дать на мельнице расчет, тем более что был как раз канун Иванова дня. Поэтому Франсуа нехотя посадил Северу на круп; бедный парень даже не подозревал, что нашел отнюдь не самый удачный способ отвести от себя беду.
VIII
Выехали они в сумерках, и когда перебрались через шлюз на рошфольском пруду, уже совсем стемнело. Луна еще не встала над лесом, а дороги, размытые в этих местах ручьями, были из рук вон плохи. Но Франсуа погонял кобылу — он торопился, потому что ему отчаянно наскучила Севера и не терпелось оказаться наконец с госпожой Бланше.
Однако Севера, которой незачем было спешить домой, принялась корчить из себя даму и уверять, что ей боязно и что кобылу нужно перевести на шаг — у ней подгибаются ноги и она того гляди упадет на колени.
— И пусть падает, — отмахнулся Франсуа. — Тогда она хоть впервые помолится богу, а то я, с вашего позволения, такой нечестивой кобылы, с тех пор как меня крестили, не видывал.
— А ты не глуп, Франсуа! — хихикнула Севера, словно он сказал что-то очень новое и забавное.
— Полно вам! — ответил найденыш, решив, что она потешается над ним.
— Надеюсь, с горки-то мы пойдем не рысью?
— Обязательно рысью, но вы не бойтесь.
От рыси на спуске у толстухи Северы то и дело прерывалось дыхание, и она не могла разговаривать, что ей пришлось очень не по вкусу, так как она рассчитывала вскружить юноше голову своей болтовней. Но не желая показать, что она уже не молода и у ней не хватает сил перебороть усталость, Севера всю эту часть дороги хранила молчание.
Когда же они въехали в каштановую рощу, она придумала новую уловку и сказала:
— Погоди, Франсуа. Надо остановиться, друг мой: кобыла потеряла подкову.
— Даже если она расковалась, — возразил Франсуа, — мне ее нечем подковать — у меня с собой ни молотка, ни гвоздей.
— Но подкову нельзя бросать — она денег стоит! Слезь-ка и поищи! Ну, кому я говорю?
— Тьфу ты! Да в этом папоротнике хоть два часа шарь, все равно ее не найдешь: у меня же глаза, а не фонари.
— Фонари не фонари, — полушутя, полуласково молвила Севера, — а блестят они, что твои светляки.
— А вы их через мою шляпу сзади видите, что ли? — огрызнулся Франсуа, отнюдь не обрадовавшись ее словам, которые принял за насмешку.
— Сейчас — нет, — ответила Севера со вздохом, почти столь же объемистым, как она сама, — зато раньше не раз видала.
— И все равно вы ничего в них не прочли, — возразил простодушный найденыш. — Оставьте вы про это: в них ни дерзости, ни зла к вам нет.
— Сдается мне, — сказала тут служанка кюре, — часть рассказа можно и опустить. Кому интересно слушать, какими бесчестными уловками эта дрянная бабенка хотела сбить с пути нашего найденыша?
— Да вы не тревожьтесь, матушка Моника, — успокоил ее коноплянщик. — То, что надо, я обойду. Я помню, что передо мной молодежь, и лишнего слова не вымолвлю.
— Итак, мы говорили про глаза Франсуа, которые Севере хотелось бы видеть не столь невинными, какими описал их найденыш.
— Сколько вам лет, Франсуа? — осведомилась она, переходя на вы, в надежде дать ему понять, что не считает его больше за мальчика.
— Сам толком не знаю, — ответил найденыш, смекнув наконец, что она что-то не в меру настойчива. — Я не очень-то часто свои годы считаю — мне не до забав.
— Говорят, вам только семнадцать, — гнула она свое. — А я бьюсь об заклад, что вам все двадцать, — вон вы какой рослый, да и борода у вас скоро пробьется.
— Ну, и что из того? — зевая, ответил Франсуа.
— Да полегчё вы, паренек, не гоните так! Я из-за вас кошелек потеряла.
— Черт побери! — воскликнул Франсуа, еще не понявший, насколько она хитра. — Слезайте да поищите — это дело не шуточное.
Он спрыгнул наземь и помог слезть Севере; она не преминула опереться на него, и он нашел, что она потяжелей мешка с зерном.
Севера притворилась, что ищет кошелек, хотя он лежал у нее в кармане, а Франсуа, держа лошадь под уздцы, остановился в нескольких шагах поодаль.
— Эй, помогите же мне искать! — окликнула его Севера.
— А кто кобылу держать будет? — ответил он. — Она о своем жеребенке думает. Отпусти ее — потом не поймаешь.
Севера принялась искать под ногами у лошади, совсем уж рядом с Франсуа, и он наконец смекнул, что
