начали подвозить зерно, а сама она была приведена в порядок: лед вокруг колеса расколот и растоплен, машина смазана, поломанные деревянные части заменены новыми. Франсуа без отдыху проработал до двух часов ночи, а в четыре снова был на ногах. Он на цыпочках зашел в комнату к Мадлене, нашел там добрую Катрину, бодрствовавшую у постели, и спросил ее, как больная. Мельничиха крепко спала — теперь, когда верный слуга пришел ей на помощь, она совершенно успокоилась. Когда же Катрина отказалась оставить хозяйку до того, как проснется Мариэтта, Франсуа поинтересовался, в котором часу встает красотка из Кормуэ.
— Не раньше, чем рассветет, — ответила Катрина.
— Выходит, тебе ее больше двух часов ждать и вовсе соснуть не придется?
— Ничего, я вздремну днем на стуле или в хлеву на соломе, когда пойду кормить коров.
— Нет, сегодня ты пойдешь спать, — распорядился Франсуа, — а я дождусь барышни и покажу ей, что кое-кто ложится попозже и встает пораньше, чем она. Тем временем просмотрю бумаги покойного и те, что после его смерти судебные исполнители сюда понатащили. Где они?
— Вот там, в сундуке у Мадлены. Сейчас зажгу вам лампу, Франсуа. Ну, в добрый час! Вызволяйте нас из беды, раз вы в этой писанине разбираетесь.
И Катрина послушно отправилась на боковую, словно признав, что найденыш — хозяин в доме. Не зря, видно, говорится: у кого хорошая голова да сердце доброе, тому и карты в руки.
XIX
Оставшись наедине с Мадленой и Жанни, потому что мальчик все еще жил в одной комнате с матерью, Франсуа, прежде чем приняться за дело, пошел взглянуть, крепко ли спит больная, и убедился, что выглядит она куда лучше, чем вчера, в день его возвращения. Он обрадовался при мысли, что она обойдется без врача и одно его появление, утешив ее, вернет ей здоровье и жизнь.
Затем он стал просматривать бумаги и быстро понял, на что притязает Севера и чем располагает Мадлена, чтобы удовлетворить эти притязания. Помимо всего, что Севера промотала сама и подбила промотать Каде Бланше, она утверждала еще, что ей должны двести пистолей — сумму почти равную всему теперешнему достоянию Мадлены, включая ее собственное имущество и наследство, доставшееся Жанни от отца и сводившееся к мельнице с угодьями и службами, то есть двором, лугом, строениями, садом, конопляником и деревьями, потому что все остальные поля и участки растаяли как снег в руках у Каде Бланше.
«Слава богу, что у господина кюре из Эгюранда лежат мои четыреста пистолей! — подумал Франсуа. — Даже если я не придумаю ничего путного, у Мадлены все равно останутся жилье, доход с мельницы и уцелевшая часть приданого. Но, сдается мне, можно отделаться и подешевле. Прежде всего выясним, не выманила ли Севера хитростью и обманом те векселя, что подписал ей Бланше; затем займемся проданными участками. Я-то знаю, как такие штуки устраиваются; даю голову на отсечение: судя по именам покупщиков, здесь можно погреть руки».
Суть дела была такова: года за два-три до смерти Бланше, обремененный своим долгом Севере и нуждаясь в деньгах, распродал свои владения по дешевке и кому попало, а векселя покупщиков передал Севере, надеясь таким путем развязаться и с ней и с проходимцами, помогавшими ей разорять его. Но тут получилась история, обычная при продаже мелких участков. Почти ни у кого из тех, кто, слетевшись на запах тучной земли, поспешил ее приобрести, не было за душой ни гроша, и они не только не рассчитались наличными, но проценты по векселям — и те выплачивали с трудом. Так могло тянуться и десять и двадцать лет: в сущности, это был капитал, вложенный на имя Северы и ее пособников, но вложенный плохо, и она, опасаясь, что никогда его не получит, сильно обижалась на Каде Бланше за его поспешность. Так по крайней мере она говорила вслух, хоть все это было просто заурядной спекуляцией. Крестьянин даже в крайней нужде не перестанет вносить проценты — он боится выпустить из рук доставшийся ему надел, который всегда может быть отобран кредитором в случае неуплаты.
Все это нам отлично известно, добрые люди, и мы сами не раз попадали впросак, задешево купив хорошую землю: как она ни дешева, а нам все равно не по карману. Глаза у нас завидущие, зато кошелек тощий, и как мы ни лезем из кожи, возделывая поле, доход с него не покрывает и половины процентов, которых требует продавец; когда же мы прокорпим и пропотеем над этим полем добрую треть нашей убогой жизни, оказывается, что мы разорены и все наши труды и старания пошли на пользу только самой земле. Теперь ей цена вдвое больше, и самое время ее продать. Продав выгодно, мы были бы спасены, но так не бывает. Проценты до того нас высосали, что приходится продавать наспех, за любую цену. Если мы заартачимся, нас заставят подчиниться по суду, и тот, кто продал нам землю, если он еще жив, или его преемники и наследники отбирают у нас участок в его теперешнем виде; словом, получается вот что: они как бы передают на много лет свое достояние в наши руки из восьми — десяти годовых и получают его обратно, когда оно удваивается в цене благодаря нашим усилиям и тщательной обработке, которая не стоит им ни сил, ни затрат, а также благодаря тому, что с годами стоимость любой недвижимости непременно возрастает. Вот так крупные рыбы и охотятся на нас, бедную плотву, попадающую к ним в пасть за свою жадность и глупость.
Таким манером Севера надежно поместила свои деньги в свою же землю, да еще под хорошие проценты. Тем не менее она запустила коготки и в наследство Каде Бланше, которого так ловко обвела вокруг пальца, что он поручился за тех, кто купил у него участки, а значит, и был в ответе за уплату ими долга.
Разобравшись в этих махинациях, Франсуа раскинул умом, как вернуть эти участки задешево и никого не разоряя, а заодно хорошенько проучить Северу и ее пособников, сведя на нет все их уловки.
Задача была не из легких. У Франсуа хватало денег, чтобы выкупить почти все по прежней цене. Ни Севера, ни остальные не могли отмахнуться от подобного предложения: покупщикам было только выгодно поскорее сбыть участки с рук и избежать неминуемого разорения, потому что, повторяю вам это, молодежь и старики, земля, приобретенная в кредит, — порука нищеты под старость. Впрочем, напрасно я вас увещеваю: вы все равно не излечитесь от приобретательства. Кто хоть раз вдохнул пар, дымящийся на солнце над свежей бороздой, тот обязательно лихорадку собственничества подхватит. И Франсуа опасался именно этой болезни крестьянина, который не в силах стряхнуть с себя крепостное ярмо земли.
Знаете ли вы, что такое это ярмо, дети мои? Было время, в наших приходах шло немало разговоров о нем. Люди твердили, что прежние сеньёры прикрепили нас к земле, чтобы мы потели и подыхали на ней, но революция перерезала наши путы, и мы перестали быть волами, впряженными в господский плуг; однако, по правде сказать, теперь мы сами впряглись в ярмо и так же потеем, так же подыхаем, как раньше.
Наши буржуа уверяют, что от этой беды одно лекарство — отказ от всех потребностей и желаний. Не дальше, как в воскресенье, я славно отбрил одного такого проповедника. «Если бы вы, маленькие люди, — разглагольствовал он, — были настолько благоразумны, чтобы не есть, не спать, работать без передышки и пить сырую воду, да еще не обижая при этом лягушек, вы бы все давным-давно скопили по кругленькой сумме, прослыли паиньками и удостоились всяческих похвал».
Рассуждая точь-в-точь как мы с вами, Франсуа-найденыш ломал себе голову в поисках способа, который помог бы ему уговорить покупщиков продать землю обратно. В конце концов он додумался распустить слушок, будто Севера прикидывается более богатой, чем на самом деле, хотя долгов у ней, что дыр в решете, и не за горами день, когда кредиторы опишут все ее добро, а заодно имущество ее должников. Он шепнет все это на ушко покупщикам, а когда те струхнут, напустит на них Мадлену Бланше, которая на его деньги выкупит участки по первоначальной цене.
Однако совесть стала грызть его за эту ложь, и он решил дать бедным покупщикам надбавку, которая возместит им уже выплаченные проценты. Таким манером он поможет Мадлене вернуть свои права и достояние, а покупщиков избавит от разорения и убытков. Что же до Северы, кредит которой будет подорван таким слухом, то на этот счет совесть найденыша не беспокоила. Курица вправе выдернуть перо у коршуна, ощипавшего ее цыплят.
Тут проснулся Жанни и осторожно, чтобы не разбудить мать, поднялся с постели; он поздоровался с
