Франсуа и, не теряя времени, побежал извещать остальных помольщиков, что беспорядок на мельнице кончился и у жернова стоит надежный мельник.
XX
Было уже совсем светло, когда Мариэтта Бланше выпорхнула из своего гнездышка в таком нарядном трауре, что красивое черное с белым платье придавало ей сходство с сорокой. У бедняжки хватало забот. Дело в том, что траур не позволял ей некоторое время ходить на танцы, и это, без сомнения, огорчало ее поклонников, а она их сильно жалела — такое уж было у нее доброе сердце.
— Как! — удивилась она, застав Франсуа за разборкой бумаг в комнате Мадлены. — Чем вы тут только не занимаетесь, господин мельник! И муку мелете, и дела ведете, и питье для больной готовите. Скоро, пожалуй, за шитье и прялку сядете…
— А вот вас, барышня, — ответил Франсуа, прекрасно заметивший, как нежно она на него поглядывает, хоть и поддразнивает на словах, — я еще ни за прялкой, ни за шитьем не видел; сдается мне, скоро вы до полудня спать будете, и правильно сделаете. Это сохраняет цвет лица.
— Ого, господин Франсуа, мы уже друг друга поучаем!.. Смотрите, это опасная игра; я ведь тоже найду, что сказать.
— С удовольствием послушаю, барышня.
— Не бойтесь, прекрасный мельник, за мной остановки не будет. Но, видно, Катрина куда-то запропастилась, коли вы сами сиделкой стали. Не дать ли вам чепец и юбку?
— А вы, конечно, потребуете себе колпак да блузу и отправитесь на мельницу. Раз женское занятие не по вам и вы не можете малость посидеть с невесткой, значит, вам больше нравится солому убирать да жернов ворочать. Что ж, воля ваша! Поменяемся платьем.
— Вы вроде как наставление мне читаете?
— Нет, это вы мне его прочли, а я человек честный — что получил, тем и плачу.
— Ладно, ладно, я вижу, вы не прочь посмеяться да пошутить. Только вот время выбрали неподходящее — нам не до веселья. Мы совсем недавно с похорон вернулись, и если вы не уйметесь, ваша болтовня не даст моей невестке покоя, а он ей очень нужен.
— Потому вам и не след повышать голос, барышня. Я-то говорю тихо, а вот вы — не так, как полагалось бы в комнате, где больная.
— Однако довольно, господин Франсуа, — бросила Мариэтта, понизив тон, но заливаясь краской от досады. — Потрудитесь-ка посмотреть, где Катрина, и узнать, почему она бросила на вас мою невестку.
— Прошу прощения, барышня, — невозмутимо ответил Франсуа, — раз она не могла оставить ее на вас, потому как вы любите поспать, ей поневоле пришлось положиться на меня. А звать ее я не подумаю — бедняжка из сил выбилась. Не в обиду будь вам сказано, она уже две недели все время на ногах. Я отослал ее спать и до полдня буду работать за себя и за нее: справедливость велит помогать друг другу.
— Вот что, господин Франсуа, — резко переменила тон девушка, — вы говорите со мной так, словно я лишь о себе думаю, а всю работу на других взваливаю. Может быть, мне вправду следовало посидеть с больной, но тогда Катрина должна была мне сказать, что устала. Она же уверяла, что нет; кроме того, я не считала, что невестка в опасности. А вы решили, что я бессердечная, хотя непонятно, с чего вы это взяли. Вы знакомы со мной всего сутки, и мы еще не на такой короткой ноге, чтобы вы меня попрекали. Вы ведете себя как глава семьи, а ведь…
— Ну, ну, прекрасная Мариэтта, договаривайте, что у вас на языке вертится. А ведь меня подобрали и вырастили из милости, не так ли? И я не могу быть членом семьи, потому что не имею на это права — я, безродный найденыш! Это и все, что вы хотели сказать?
И, выложив Мариэтте правду в глаза, Франсуа так посмотрел на нее, что она покраснела до корней волос, потому что поняла: он человек строгий и серьезный, хотя держится так спокойно и мягко, что его не выведешь из себя и не заставишь подумать или сказать что-нибудь несправедливое.
Бедная девушка несколько оробела, хотя обычно за словом в карман не лезла; но даже робость не подавила в ней затаенного желания понравиться этому красивому парню с таким открытым взглядом и такой твердостью в речах. Пристыженная и смущенная, она еле сдержала слезы и торопливо отвернулась, чтобы Франсуа не заметил ее смятения.
Но он прекрасно его заметил и дружелюбно сказал ей:
— Я на вас не сержусь, Мариэтта, и вы на меня не злитесь. Я о вас плохо не думаю. Просто я вижу, что вы молоды, а в доме беда, и вы с этим не считаетесь; вот мне и пришлось выложить вам, что я думаю.
— И что же вы думаете? — спросила она. — Да говорите начистоту, чтобы я знала, кто вы мне — друг или недруг.
— Я думаю так: если вам не по нраву заботы и тревоги, которые терпишь ради тех, кого любишь и кто попал в беду, отойдите в сторонку, смейтесь над всем, мечтайте о нарядах, воздыхателях, предстоящем замужестве и не сердитесь, что вам здесь находится замена. А если у вас, милая девушка, есть сердце, если вы любите свою невестку, чудесного племянника и даже их верную беднягу служанку, которая надрывается на работе, как лошадь в упряжке, вставайте чуть пораньше, обихаживайте Мадлену, подбадривайте Жанни, помогайте Катрине и, главное, не слушайте госпожу Северу, врага этой семьи. Поверьте мне, она плохой человек. Вот как я думаю, и все тут.
— Рада слышать, — сухо отозвалась Мариэтта. — А теперь ответьте, по какому праву вы требуете, чтобы я думала на ваш манер.
— Что ж, отвечу, чтобы вы все знали, — сказал Франсуа. — По праву найденыша, ребенка, взятого и воспитанного из милости госпожой Бланше; по этой причине мой долг — любить ее как мать, мое право — поступать так, чтобы отплатить ей за доброту.
— Мне возразить нечего, — сдалась Мариэтта, — и остается одно: пока что уважать вас, а со временем и подружиться с вами.
— Идет, — согласился Франсуа. — Пожмем-ка друг другу руки.
И он направился к Мариэтте, протягивая ей свою большую руку и делая это не без изящества. Но тут девочку укусила муха кокетства, и, отстранившись, она ответила, что девице негоже давать руку молодому человеку.
Франсуа расхохотался и оставил ее: он видел, что она лукавит и больше всего на свете хочет ему приглянуться.
«Ну, красавица моя, — подумал он, — это вы бросьте; если уж мы станем друзьями, то не так, как вам того хочется».
Он подошел к Мадлене, которая проснулась и, взяв его за руки, сказала ему:
— Я хорошо поспала, сынок, и господь бог явил мне милость: первый, кого я увидела, пробудившись, был ты. А где мой Жанни? Почему он не с тобой?
Когда Франсуа объяснил, где мальчик, она дружелюбно заговорила с Мариэттой, беспокоясь, что та просидела с нею всю ночь, и уверяя, что не нуждается в такой заботе, — болезнь ее не настолько уж серьезна. Мариэтта ждала, что Франсуа скажет, как поздно она встала, но он промолчал и оставил ее наедине с Мадленой, которой захотелось попробовать встать, потому что жар у нее спал.
Дня через три она почувствовала себя так хорошо, что смогла заговорить с Франсуа о делах.
— Да успокойтесь вы, милая матушка, — ответил он. — Живучи в людях, я малость поумнел и в делах теперь разбираюсь. Я вытащу вас из беды и со всем справлюсь. Вы только не мешайте мне: подтверждайте все мои слова и подписывайте любую бумагу, которую я принесу. Здоровье ваше меня больше не тревожит, и я немедленно отправлюсь в город посоветоваться с законниками. Сегодня базарный день, я обязательно разыщу тех, кто мне нужен и, надеюсь, не потеряю время даром.
Франсуа как сказал, так и сделал: навел справки у законников, посоветовался с ними и убедился, что последние векселя, выданные Бланше Севере, дают все основания для судебного разбирательства, потому что мельник подписал их, одурев от лихорадки, вина и собственной глупости, — словом, только что не в
