раскинувшуюся, словно малахольная, от легкого передоза… Мужчину в возрасте, в дорогой одежде, с трясущимися губами. Оглядел и каким-то грустным и беззлобным тоном сказал:
— Клизму ты себе поставь… засранец.
Они захлопнули дверь, а у Константина Эрнестовича покатились слезы. Такие же, как слова санитара: грустные и беззлобные. Взял мобильный телефон и набрал абонента «Сын».
Верника опять избили и порезали. До полусмерти. В этот раз друг Сергея — Мейерхольд. А произошло это вот как.
— Игорь, извини, я не пойду в «Феллини». Я не могу туда ходить.
— Это еще почему?
— Я только вернулся с войны тогда, ну, знаешь, понтов много, деньги даже были какие-то. Я с девушкой тогда познакомился. С Ольгой. И все, знаешь, как крышу снесло. Не могу без нее, и все тут. Ни дня не могу.
— С красивыми всегда так… Кинула тебя?
— Ну да, когда деньги кончились… Был такой период, знаешь…
— У каждого был.
— Ну да… Только не каждая в такой момент кидает. В общем, ушла она от меня к какому-то педриле.
— При чем тут ресторан «Феллини»?
— Я как-то мимо проходил. Ну, смотрю через стекло, они там сидят…
— Понятно…
— Ну, я и зашел поздороваться. Я его не сильно бил.
— Знаю я, как ты не сильно бьешь.
Верник потер скулу.
— Я и не хотел. Ну, только когда в себя пришел, увидел, что все разнес в «Феллини». И этого гондона, и картины со столами…
— Олю-то хоть не ударил?
— Ты что?! Оля — мой Бог. Я люблю ее очень… Очень сильно…
— И сейчас?
— И завтра… Ладно.
Сергей плотно надавил себе на глаза.
— Слушай, Игорь, а пойдем лучше к моему брату Мейерхольду.
— У тебя брат есть?
— На войне… В битве, брат, становятся братьями.
Накатавшись на скутерах, Ричард вернулся к телефону. Шестнадцать пропущенных звонков от отца и одно сообщение: «Варвару еле спасли. Давай срочно домой. Отец».
Сзади подкрался Горров и швырнул Ричарду в трусы горсть песка:
— Рич, охуеть, мы сейчас, когда катались… у Хорхе встал, прикинь…
— Конечно, он же позади тебя, латентный ты наш, сидел…
Горров обиделся:
— Пошел ты в жопы-ыу…
— Иди это Хорхе предложи…
В этот момент Рич думал о сообщении. Он и отвечал-то Семену случайно. Точнее — бессвязно. Точнее — отрешенно. Потом решил побесить Горрова.
— Слушай, а давай все-таки Хорхе натянем.
Горров строго посмотрел на Рича.
— Слушай, Рич, я — твой друг. Понимаю, что у тебя проблемы, но попробуй подняться над своими проблемами… над собой, в конце концов…
— Не могу, чувак… Боюсь задохнуться от зловония…
— Пошел ты на хер. И еще, Рич, не нужно каждый раз для собственной релаксации делать что-то плохое другим…
— Трахнуть Хорхе — это плохо?! Он же для того и рожден, чтоб его трахали…
Злость Ричарда опережала его мысли. Ему было все равно, на ком сейчас сорвать злость. А ему очень нужно было ее сорвать. Горров повернулся, чтобы уйти.
— Горров, ты знаком с теми украинками?
— С какими?
— Вон, чуть правее. Три полуголые.
— Рич, я бы тебе не советовал. Три полуголые украинки в Таиланде — это извращеннее, чем Хорхе, его мамочка и все его друзья вместе взятые.
Ричард сосредоточенно поднялся.
— Пойдем со мной.
Горров с неудовольствием поднялся.
— Хозяин — барин, подожди только, я у Хорхе отпрошусь и презервативы тебе возьму…
— Мудак…
— Как хочешь, смешно будет… Был в Таиланде, а сифилис от украинок словил…
— Хорошо, неси давай… И водку прихвати.
Ричард подошел к девушкам, но разговор не клеился. Они не отвечали, не кокетничали, просто валялись и наслаждались собой. Это и бесило Ричарда. В обычные моменты, когда он не нервничал, когда любил Варю, девчонки сами к нему лезли. И тогда он вел себя так же, как эти украинские модели сейчас. Спас Горров, подкравшись к Ричу сзади.
— Гарны дивчинки, горилки тяпнем?
Ответила, видимо, самая взрослая:
— А що, доня, е?
Горров руками сжал начинающиеся образовываться «ушки» на боках живота Рича и радостно прохрюкал:
— Е, мамка! И сало е!
Девчонки рассмеялись и оторвали свои худые жопки от песка и собственной значимости.
— Ну что, москалики-кацапики, наливайте. Будем налаживать наши внешнеполитические связи.
Вдалеке на песке, поджав ноги, сидел грустный Хорхе. Смотрел на Горрова и вздыхал. Потом стал собирать свои вещи. Из сумки выпал зажим для денег с долларами. Хорхе поднял. В зажиме была маленькая бумажка с одной надписью: «For your child. Gorrov». Хорхе перевернул. На него смотрело дурацкое и смешное лицо Горрова, снятое в каком-то фотоавтомате подземного перехода. Хорхе поднялся. Последний раз посмотрел. И побрел…
В этот момент, оторвавшись от уже бурного веселья с моделями, Горров провожал его взглядом. Потом поднял стакан с водкой:
— За Хорхе!
— А кто такой Хорхе?! — закричали веселые модели.
— Хорхе?! — сказал серьезный Горров. — Хорхе, красавицы, это человек и пароход. С судьбой покруче, чем у Федора Ивановича Крузенштерна.
— Это точно, — Ричард понимающе посмотрел в глаза Горрову.
Украинки ничего не поняли, но завизжали и по-русски, с размахом, опрокинули в себя по рюмке «Финляндии».
— Мейерхольд, открывай уже, ебать-копать!
За дверью послышались неторопливые неуверенные шаги. Дверь открылась. Заспанный, в трусах и недельном запое, Мейерхольд меньше всего походил на солдата-афганца.
— Открыта дверь всегда. Я замок давно вышиб, когда спьяну не попадал в скважину ключом. Прошу, блядь, к нашему шалашу…
