— И это все?
— Ты, парень, так скажи, чтобы ей стало все понятно. И в любви слова не нужны. Мне моя жена вот говорит: «Мне твоих слов не надо… Главное, чтоб домой приходил трезвым и…»
Таксист продолжал рассказывать про свою семейную жизнь, но Ричард уже не слушал.
Около подъезда сунул таксисту на сто долларов больше и неуверенной походкой от чувств и алкоголя стал подниматься по лестнице.
— Так, скажу: «Я тебя люблю»… Нет, скажу: «Я ТЕБЯ люблю»… Тоже не подходит… «Люблю я тебя»… Да, скажу: «ЛЮБЛЮ Я ТЕБЯ, МИЛАЯ МОЯ ДЕВОЧКА».
Он открыл дверь своими ключами и вошел в темный коридор. Тишина.
— Значит, еще не вернулась. Со Славкой где-то, наверное, — расстроившийся и расклеившийся Рич снял одежду. — Полежу, подожду и протрезвею.
Он открыл дверь спальной комнаты, вошел и включил свет.
Варвара и Сергей спали, обнявшись в кровати. В его кровати. Чужой мужчина обнимал его девочку.
Утром следующего дня судебное заседание продолжилось. Фрайфман был небрит и зол — видимо, работал всю ночь. Мейерхольд тоже не спал, но выглядел бойцом. Он осмотрел весь зал, но на том месте, на котором вчера сидел Сергей, сидела какая-то телка с декоративной глупой хохлатой собакой. «Странно, проспал, что ли?» — успел подумать Мейерхольд, пока судья вошел и предложил всем сесть.
В этот момент в углу кто-то два раза кашлянул и на двух плазмопанелях, установленных в зале суда, появилось изображение.
Весь зал, а главное — судья, уставились в мониторы, не особо понимая происходящего. Из телевизоров на всех любовался Верник.
— Я в эфире? — как-то не к месту спросил он. — Меня показывают уже?
— Да!!! — яростно гаркнул на весь зал из угла Фрайфман.
Верник услышал и заерзал на больничной кровати.
— Значит, так, уважаемые зрители, уважаемый судья. Я долго обдумывал эту историю, много раз пережил ее. Я пытался представить себе то, что происходит в душе у каждого солдата, побывавшего в горячих точках планеты. И это, я вам скажу, чудовищная жесть. Я сделал выписку из уголовного кодекса, сейчас ее зачитаю. И очень прошу судью, чтобы на сегодняшнем процессе она вступила в силу. Итак, «лицо, впервые совершившее преступление небольшой тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный потерпевшему вред».
Верник прекратил читать, посмотрел из монитора, представляя, какой фурор он производит в каждом доме, отложил лист и продолжил:
— Не знаю, как Мейерхольд, но я не держу на него зла. Я ни в чем его не обвиняю. И я рад, что мы познакомились с ним. За эти дни я пережил много всего. Успел узнать, кто мой настоящий друг, а кто — фуфло. Понять цену жизни, солнца и звезд. И, в конце концов, я прочитал всего Гарри Поттера, — рассмеялся Верник своими большими красивыми зубами.
Рассмеялись и телезрители. Рассмеялись и зрители в зале. Даже судья улыбнулся.
— Ваша честь, — продолжал Верник. — Мой представитель уже должен был предоставить ходатайство о прекращении дела в связи с примирением сторон. Я полностью его поддерживаю, оно дано добровольно, без какого-либо принуждения. — Верник успокоился, посмотрел какими-то спокойными глазами и продолжил уже от самого себя невыученный текст: — Ваша честь, я прошу вас отпустить Мейерхольда. Пожалуйста, я искренно вас прошу.
Верник замолчал. Абсолютная тишина была в зале, тишина была и в каждой семье с включенным телевизором.
— Что ж, тут дело такое… — начал было судья, но Файфман уже минуту из-за угла показывал тому кулак. — Так, что ж… У вас нет возражений? — как-то напоследок обратился судья к Мейерхольду.
— Нет, — сказал адвокат Прозорновский, прикрывая ладонью рот Мейерхольда.
— У стороны обвинения возражений нет?
— Нет, — рявкнул за всех из угла Фрайфман.
— Попрошу всех встать, — заголосил секретарь, нарушив ход процесса.
Судья встал, посмотрел на Фрайфмана и, не выходя на обсуждение, начал оглашать приговор:
— Рассмотрев материалы дела, а также поступившее ходатайство от потерпевшей стороны о прекращении уголовного дела, суд считает, что препятствий для прекращения дела не существует, и постановляет: прекратить уголовное дело в отношении Дмитрия Владимировича Замятина в связи с примирением сторон, уголовное преследование в отношении Мейерхольда, то есть Замятина, прекратить. Избранную меру пресечения — заключение под стражу, отменить. Обвиняемого отпустить из зала судебного заседания. Данное постановление может быть обжаловано одной из сторон в вышестоящий суд в течение 10 дней.
Судья осмотрел зал.
— Сторонам понятно решение? — Судья ударил молотком по столу. — Дело прекращено! — рявкнул, быстро собрался и ушел из этого позора.
Зал взорвался аплодисментами. Прозорновский крепко пожал руку.
— Еще увидимся, — сказал Прозорновский, крепко пожимая руку Мейерхольду.
— Только не в СИЗО, — пошутил Мейерхольд.
— Ты — крут, старик.
— Профессионализм «Борщетского и партнеров», — корпоративно доложил адвокат. Развернулся и вышел из зала.
После всех объятий, немножко растолкав всех, Мейерхольд подошел к стоящему в углу Фрайфману.
— Спасибо…
— Тебе спасибо.
— А мне-то за что? — удивился Мейерхольд.
— Как за что?! За рейтинги!
— Значит, мы квиты.
— Нет, брат, мы твои должники. Куда ты сейчас? Сказать администраторам, чтоб тебя в гостиницу заселили?
— Нет, спасибо. У меня в СИЗО еще вещи остались, да и с ребятами я не успел попрощаться. Там много хороших. Кстати, сделайте шоу, как «Фабрика звезд», только из СИЗО. Веселее будет.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся Фрайфман и пошел к выходу, на ходу изображая Яну Чурикову. — А сейчас песню «Крылаты качели» исполнит подозреваемый в продаже марихуаны Ичкимбек из Солнечной Ичкимберии…
Часть протокола следственного эксперимента:
— В руках? В левой было кольцо…
— Обручальное…
— Бутылка шампанского была у меня в другой руке…
— Они начали шевелиться…
— Я же включил свет!
— «Блядь», — она сказала…
— Села и обняла свою голову ебучую…
— Не ругаюсь… И не плачу…
— Подождите…
— Подождите, я сказал вам…
— Этот пидор тоже проснулся…
— Да, хорошо помню… Я сказал: «ПРОСТИ МЕНЯ, МОЯ ЛЮБОВЬ».
— Я прыгнул на кровать… Я хотел его убить бутылкой сразу…
