проверил. Есть его точный адрес, квартира в районе метро «Братиславская».
«Кажется, все совпадает, – подумал про себя Назир, у которого сразу же почему-то пересохли губы. – По крайней мере, совпадает с теми данными, что мне удалось получить от наших ханкалинских и грозненских источников. Все эти «Владимиров», «Алексеев» и «Алешин» – обычное прикрытие, как и мнимая работа в качестве эксперта в аппарате Совета безопасности. А вот «Мокрушин», похоже на то, и есть
– Что в конверте?
– Адрес и несколько фото, – сказал майор. – К сожалению, ни одного одиночного… Шайтан он, хитрый и осторожный, когда ездил в свои командировки, прикидывался, думаю, совсем другим человеком…
Назир взял у него конверт и стал рассматривать групповые фотоснимки: спецназ на привале… спецназ бухает водку… спецназ сражается… Он держал в руках, наверное, сотни подобных фоток – федералы ведь обожают снимать себя на фото и видео, потом некоторые из этих снимков и кассет – в немалом количестве – оказываются в распоряжении ичкерийской контрразведки…
– Это ты у вайнахов раздобыл? – спросил Назир, не в силах отвести глаза от этих фото, где в ряду других был запечатлен его
– Я имел дело только с теми из вайнахов, кому можно доверять, – сказал майор. – У этого федерала с длинной фамилией Мокрушин-Владимиров-Алексеев-Алешин… кровавая биография через обе войны… Мне сказали, что Всеичкерийская шура вынесла ему не то три, не то четыре смертных приговора! Но те, кто получал
Минут через пять Назир, попрощавшись с хозяином заведения и дав ему накоротке инструкции, вышел из кафе на свежий воздух.
Он уселся в джип, но движок пока не заводил, а стал набирать на «Нокии» номер одного из своих амиров, который прибыл сюда вместе с ним.
У него сейчас в жизни было две серьезные, огромной важности цели, и он намеревался добиться своего, действуя сразу на двух этих направлениях.
– Это ты, Али? – сказал он, услышав в трубке голос помощника. В таких случаях он старался говорить на родном наречии, чтобы не стать жертвой случайной, выборочной прослушки. – Всевышний милостив к нам, записывай московский адрес и сразу вышли кого-нибудь туда на разведку.
Глава 12
День, на который у Мокрушина была назначена стрелка с московским чеченом по имени Руслан, начался черт-те как.
– Нам нужно выехать пораньше, Владимир Алексеевич, – заявила ему за завтраком Измайлова. – Мне тут позвонили, возникла небольшая проблемка, которую надо как-то решить.
– Вот что, Анна… Во-первых, что ты мне все «выкаешь»?!
– Мне поручено вас охранять, Владимир Алексеевич.
– Ерунда! То есть охраняй на здоровье, раз уж начальство так порешило. Но я считаю, что мы, как и прежде, с тобой – напарники! Верно я говорю?
– Г-мм… Сергей Юрьевич сказал, чтобы я вам помогала.
– Вот видишь! Ну-ка скажи мне «ты»!
– Пожалуйста, – пожала плечиками агентесса. – Ты.
– Уже лучше. Называй меня по имени, ладно?
– Хорошо. Можно я буду называть вас… тебя – Влад? Когда мы наедине, естественно.
– Когда мы с тобой вдвоем, можешь меня называть даже «лапочкой» и «пупсиком», – усмехнулся Рейндж. – Ладно, по первому пункту мы договорились. Пункт второй: объясни, что это еще за «небольшая проблемка»? Ты же в курсе, что у меня стрелка назначена ровно на двенадцать!
– Вы… ты не против, Влад, если мы съездим сначала в
– Семейные обстоятельства?
– Можно сказать и так. Здесь недалеко ехать. Успеем мы на вашу стрелку, будем на месте даже раньше указанного вами времени…
В половине одиннадцатого «Гелентваген» въехал во двор нового двенадцатиэтажного жилого здания, возведенного примерно год назад в районе Щукина.
– Извини, Влад, в дом тебя не приглашаю, – сказала агентесса, выбираясь из салона. – Ага… А вот и мамуля!
Она направилась к женщине средних лет, которая только что вышла из крайнего слева подъезда здания, держа на поводке немецкую овчарку. Пес, как только увидел Измайлову – агентесса была одета в джинсы классического цвета индиго, коричневатые кожаные башмаки и стильную кожанку цвета кофе с молоком, – сначала как-то даже присел и завилял хвостом, как малый щен… Потом он попытался было встать на задние лапы, но Анна, ловко уклонившись от его передних лап, которые пес намеревался поставить ей на плечи, – чтобы лизнуть ее потом в нос или подбородок, куда придется, – что-то такое резко скомандовала, и тот послушно уселся подле двух женщин, черты лица, фигура и осанка которых указывали на их близкое родство.
Разговаривали они о чем-то своем недолго, всего минуты две или три. Итог этих переговоров оказался таков: Измайлова чмокнула женщину в щеку, взяла у нее поводок и направилась вместе с псом – тот послушно трусил у ноги – к их служебному «Гелентвагену»…
Измайлова застелила заднее сиденье чехлом и лишь после этого запустила пса внутрь салона.
– Интересный какой поворот, – сказал Мокрушин. – Может, я сплю и этот симпатичный песик мне снится?
Измайлова сделала ручкой женщине – та все еще стояла у подъезда и смотрела в их сторону, – после чего уселась в кресло водителя.
– Знакомьтесь, – сказала она, посмотрев сначала на Мокрушина, а затем обернувшись к устроившемуся на заднем сиденье псу, экипированному в намордник (по всему было видно, что песику этому ездить в тачке – дело вполне привычное). – Немецкая овчарка. Кобель. Зовут его Ганс.
– Оперативный псевдоним? – пошутил Мокрушин.
– Нет, это его настоящее имя. – Измайлова завела движок и стала выруливать со двора. – Ганс, ты меня слышишь? А ну-ка подай голос!
Пес тут же – неожиданно басовитым голосом – отозвался с заднего сиденья.
– Это мой напарник, Ганс, – глядя на дорогу, сказала Измайлова. – Он свой… понял?! Поэтому не вздумай рычать… и вообще попридержи свой характер!
– Странное прозвище, – пробормотал Мокрушин. – А почему не Тузик? Или, скажем, Шарик?
– У меня мама – «немка». То есть я хотела сказать, что мама у меня – преподаватель немецкого языка.
– И все? – подождав продолжения, спросил Мокрушин. – Вы с мамой, несомненно, похожи. Теперь я буду знать, Анна, как ты будешь выглядеть лет эдак через… «надцать»… То есть выглядеть ты будешь отлично, почти так, как сейчас. Я также теперь в курсе, где ты живешь…
– Вообще-то это секретная информация.
– Я знаю, что ты живешь с мамой и что у вас есть немецкая овчарка, кобель, которого вы невесть за что обзываете Гансом.
– Нормальное имя. Когда мы жили в ГДР, я еще была совсем малой, папа служил в Восточной группе, у нас там была овчарка, которую звали именно так. Видишь, Влад, как много ты узнал обо мне за одно только сегодняшнее утро?
– Хорошо. Я это оценил. Но! Объясни мне толком: зачем ты взяла в машину этого своего… Ганса?! Мы ведь едем на серьезное мероприятие…
– А что прикажете делать? – Измайлова легонько вздохнула. – Мама сегодня уезжает во Владимир, там у нас родня живет, вернется не ранее субботы. Раньше соседка брала его к себе, но Ганс сожрал ее любимую герань, которую та разводит в горшочках, – не знаю даже, что на него нашло? – и все время гоняет ее кота-кастрата по квартире… Вот…
Мокрушин обернулся, намереваясь погладить пса по загривку, но тот, глядя прямо на него, угрожающе
