сражавшихся, а увидена глазами людей, принявших на себя все ее тяготы в тылу — голод, страх, кровавую месть, жесточайшие репрессии. Глазами людей простых и сугубо мирных, подчас далеких от политики, в которых чрезвычайные обстоятельства выявили огромные запасы мужества, цельность натуры, богатство и красоту души.
С героями своей будущей книги Вис знакомится на кладбище Вильякаррильо, небольшого городка, куда он приезжает, чтобы присутствовать на церемонии перезахоронения останков последнего республиканского алькальда, расстрелянного в 1939 году. Это одна из центральных, ключевых сцен романа. Собравшиеся — почти все местные жители — многое видели своими глазами и готовы поделиться с Висом горькими воспоминаниями. Здесь, возле кладбищенских ворот, на которых еще различимы сквозные отверстия от пуль, прошлое оживает с особой силой. Сколько человеческих судеб, сколько ярких, запоминающихся характеров проходят перед читателем! Вот старый социалист Кандидо, много выстрадавший за свои убеждения; его жена, приговоренная к двадцати годам тюрьмы только за то, что оба ее брата были республиканцами. Навсегда врезается в память образ Мерседес, преступившей, кажется, все границы человеческих возможностей и добившейся разрешения провести со своим мужем, приговоренным к смерти, последние часы, нашедшей силы обрядить его в могилу при жизни. Какой болью и трагизмом пронизаны бесхитростные, неумелые строки поэмы, которую складывает в тюрьме мать этого человека, узнав о судьбе сына. История за историей проходят перед читателем. Столько людей, желая добра и справедливости, искренне, с чистым сердцем служили Республике, не совершая никаких преступлений, а потом представали перед военными судами, учрежденными Франко сразу после войны для расправы с теми, кого можно было заподозрить хотя бы в малейшей нелояльности. Это были годы массовых репрессий, годы, когда террор стал официальной внутренней политикой, когда через мелкое сито “победители” просеивали все население страны. Для того чтобы приговорить человека к смертной казни, достаточно было просто заключения местного отделения фаланги (фашистская партия) о его неблагонадежности. Почти все, с кем встречается Вис во время поездки в Вильякаррильо и Кастельяр, прошли через подобное судилище. Вот хотя бы Хосе Морено, только за свои политические взгляды приговоренный к двадцати годам тюрьмы, виновный лишь в принадлежности к молодежной социалистической организации. За это его заставляли присутствовать на расстрелах, а потом хоронить убитых товарищей. Но, несмотря ни на что, он не отрекся от своих взглядов и вернулся в родные места после ссылки с высоко поднятой головой.
И таким судьбам несть числа. Каждая из них интересна и значительна сама по себе, каждая исполнена подлинного трагизма, а вместе они образуют “клубок трагедий”, за которым проступают контуры великой национальной трагедии, которой стала для Испании гражданская война.
Один из самых ярких образов книги — алькальдесса Кастельяра. Судьба назначила этой женщине из народа, жившей всегда не просто так же, как другие, а беднее многих, быть в течение целых трех лет — очень непростых в истории страны лет — в самом буквальном смысле слова вершительницей судеб людских. И она вершила их, исходя из чувства справедливости и доброты, заботясь в первую очередь о том, чтобы у детей были хлеб и молоко, а души взрослых не разъедала ненависть. “Получила всю власть и могла причинить зло кому угодно, — вспоминает эта женщина. — Но я была матерью девяти детей и никому не хотела причинять зла. Многих я посадила в тюрьму, но только потому, что на воле их жизнь была в опасности. Но убивать, как вы знаете, я никого не убила”. У алькальдессы была простая мечта — “вырастить детей и чтоб всем в Испании жилось хорошо”. Ради этого она три года, рискуя жизнью, спасала людей — кого от голода, кого от скорой, без суда и следствия, расправы. И спустя много лет, несмотря на все, что выпало ей на долю, на то, что к ней самой никто не проявил ни справедливости, ни хотя бы объективности, на то, что ее обвинили в убийстве, посадили в тюрьму, потом выслали, алькальдесса гордится своим прошлым. И гордится им с полным на то основанием, ибо слишком часто в небольших провинциальных городках, где все друг друга знают, быстрая смена власти во время гражданской войны оборачивалась кровавой местью и резней, и причиной тому часто были не политические разногласия, а просто сведение счетов. У алькальдессы было моральное право сказать в горькую минуту: “Я прошу народ присмотреть за моими детьми”, потому что она ежедневно, в течение трех лет, рисковала жизнью ради народа и его детей, проявляя при этом чудеса доброты, достоинства и мужества.
На кладбище Вильякаррильо происходит у Виса встреча с человеком, который, позвав его домой, знакомит со своим отцом, заживо погребенным уже более сорока лет. Вис оказывается первым посторонним человеком, с кем после огромного перерыва отваживается заговорить этот несчастный. Этого человека, никогда не интересовавшегося политикой, а о марксизме, по его собственному признанию, не имевшего и понятия, приговорили к смертной казни только за то, что он, вполне обеспеченный торговец, по доброй воле встал на сторону Республики и “по-настоящему держал сторону народа, всей душой”. Чудом удалось ему спастись в момент расстрела, когда его, приняв за мертвого, бросили в яму, куда сваливали трупы, после чего, пробродив два с лишним месяца по горам, он ночью, крадучись пришел домой и с тех пор не покидал его стен.
Случай этот далеко не единичный и совсем не такой исключительный, как может показаться. Конец гражданской войны был отмечен гигантской волной репрессий — по самым приблизительным подсчетам, в первые послевоенные годы в Испании было физически уничтожено двести тысяч человек (столько же во время войны убили франкисты среди мирного населения), и вполне понятен ужас, охвативший страну и заставлявший людей прятаться на чердаках, в подвалах, колодцах, тщательно замаскированных чуланах. Они надеялись переждать опасное время. Для многих, самых осторожных, не веривших — с полным на то основанием — в милосердие победителей, не вышедших из своих укрытий после первых франкистских амнистий и справедливо усматривавших в них возможность ловушек, этот период растянулся на десятилетия. Через два года после смерти Франко, в 1977 году, вышла книга Хесуса Торбадо и Мануэля Легинече “Кроты”, представляющая собой запись бесед с людьми, которых страх перед кровавыми репрессиями заставил много лет жить взаперти. Книга эта, потрясшая всю Испанию, стала бестселлером, выдержавшим более десяти изданий. Она была первым и по сей день единственным документальным рассказом о страшном социальном явлении, подлинные размеры которого Испания себе просто не представляла. По признанию ее авторов, собранных ими материалов хватило бы на много томов, поскольку, по их впечатлению, количество этих людей исчисляется тысячами. Записанные ими свидетельства — это рассказы о “нескончаемой мести победителей, о подлинной кровавой оргии, обрушившейся на людей не просто беззащитных, но чаще всего абсолютно невиновных”[2].
Принимая во внимание размер этого социально-психологического явления, неудивительно, что литература не обошла его молчанием. В 1967 году подобная ситуация легла в основу пьесы Антонио Галы “Ноябрь и зеленая трава”, а двумя годами позже определила сюжет романа Франсиско Гарсиа Павона “Рыжие сестры”, известного советскому читателю. Человеку, с которым встречается Вис, все еще снится, сорок один год спустя, что его расстреливают в упор — прошлое мучает его, как постоянно кровоточащая, незаживающая рана. Огромный кусок жизни как бы выпал, словно его вовсе и не было. Недаром сам он порой не верит, что еще жив, и, чтобы убедиться в этом, кричит во весь голос. Проведя жизнь взаперти, он ощущает себя человеком без тени, и это для него символ духовной смерти, потери своего “я”, своего лица, хотя, наверное, он никогда не слышал о Петере Шлемиле, герое повести немецкого писателя-романтика Шамиссо. Сейчас, спустя столько лет, уже не страх физической расправы удерживает этого человека, а страх, что в новой, незнакомой жизни, где почти не осталось тех, кого он когда-то любил или ненавидел, а оставшиеся в живых, скорее всего, его попросту не узнают, ему не найдется места. Но с помощью Виса он пересиливает этот страх и выходит в Испанию, где оставил “свою тень столько лет тому назад”, выходит в новую, демократическую Испанию, и эта победа человека над собой, над своим страхом становится для Виса залогом того, что Испания может перешагнуть через свое прошлое.
Книга “Три песеты прошлого” носит отчетливо исповедальный характер. Написанная с предельной искренностью, она — и автор этого не скрывает — преследует цель не только понять закономерности испанской истории, но понять, изжиты ли причины, породившие гражданскую войну, могут ли сегодня испанцы забыть о ней, завершен ли кровавый круг национальной истории. Автор романа — писатель- республиканец. Сейчас подобное определение звучит несколько архаично, но в данном случае оно справедливо и уместно: республиканское прошлое Сото, его политические убеждения ощущаются постоянно в отборе материала, в расстановке акцентов. Однако нужно признать, что Сото старается — и это ему удается — сохранить объективность, он понимает: нужна демократия мертвых, чтобы создать демократию “живых”. “…Страна, которая делает различие между своими мертвыми, обречена на гибель”. И это для него
