Вторая попытка оказалась еще менее удачной – под натиском ветра дверь удалось приоткрыть лишь едва-едва, и сразу меня отшвырнула кинжальная вьюга. Вдобавок замок защелкнулся, и открыть его теперь никак не удавалось.
— Гм-м-м!.. — услышал я позади себя знакомое покашливание. Однорукий ветеран стоял у меня за спиной и со скрытой насмешкой наблюдал за моими тщетными потугами.
— Что, не имею права уйти? — зло спросил я.
— Отчего же? — как-то нехорошо хмыкнул он. — Тока не застудились бы – вон, пальтецо-то, гляжу, худое.
— Это мое дело! — огрызнулся я. — Да помогите открыть!
Крюкастый не тронулся с места.
— А Корней Корнеич знают? — спросил он. — Попрощаться…
Я смутился:
— Так он спит, наверное?
— Никак нет, бодрствуют! — ответствовал инвалид. — У их совещание. — Щелкнув каблуками, он указал в сторону темного коридора.
Ничего больше не оставалось – я нехотя побрел за ним.
Возле маршальского кабинета я открыл чемодан, достал оттуда пухлую рукопись и шагнул к двери.
В кабинете моложавый полковник водил указкой по карте-двухверстке с приколотыми к ней разноцветными флажками и монотонным голосом докладывал:
— …в свете перечисленных рекогносцировочных соображений, при учете существенной равноудаленности и сейсмоглобального отстояния названных объектов, а также при учете вектора градиентной раскладки и масштабной параметризации всей системы…
За огромным столом в форме буквы «Т» дремали чины от подполковника и выше. Возглавлял сонное сборище самолично Корней Корнеевич Снегатырев. Красавица Лайма в самой короткой из своих юбочек разливала в стаканы минеральную воду.
При моем появлении дремлющий кабинет сразу встрепенулся, и только полковник у карты продолжал барабанить:
— …и искусственного занижения экстра-подиума системы локализованных антисингулярных связей… — Наконец он тоже заметил меня, прервался на полуслове, нажал какую-то кнопку, и карту закрыл наехавший занавес.
Корней Корнеевич вперил в меня суровый взор. Я шмякнул на стол пачку исписанных листов и начал уверенно:
— Вот! Четыреста семьдесят пять страниц! Без нескольких глав половина первой книги. К сожалению, вынужден вас покинуть, пускай заканчивает кто-нибудь другой. Позвольте поблагодарить за оказанное гостеприимство и на сем откланяться…
В повисшей вслед за тем тишине отчетливо донесся шепот одного из генералов: «Племянник Погремухина…» Его сосед, тоже генерал, многозначительно кивнул.
Покуда Корней Корнеевич, хмурясь, взвешивал мои слова, я осматривал его кабинет. Тут со времени моего последнего посещения произошли кое-какие перемены. По обе стороны от маршала на двух тумбочках стояли гипсовые бюсты Вольтера и Джордано Бруно, на стене висела великолепная копия кого-то из импрессионистов, а угол кабинета занимал некий здоровенный, размером с небольшой гараж, загадочный агрегат, на который сидевшие за столом нет-нет да и поглядывали как-то опасливо.
— Значит, покидаешь? — после изрядно затянувшейся паузы хмуро спросил Снегатырев. — Стало быть, наши хлеб-соль не устраивают…
— Да нет… — стушевался я. — Все было прекрасно, большое спасибо… Просто… изменились планы…
— Планы… — обиженно сказал маршал. — Дела не кончив, посреди ночи, в пургу… Планы у него, громадьё!.. Может, хоть до утра повременишь?
Не ожидая, что смогу так легко, почти без борьбы, обрести свободу, я чуть замешкался. Да и вьюга за окном больно уж отчаянно лютовала.
— Ну, если только до утра… — сдался я наконец.
Гипсовой улыбкой иронически улыбался мне желчный француз, чуть презрительно взирал на меня с тумбочки стоический итальянец.
Снегатырев тем временем пошептал что-то на ухо Лайме, та кивнула ему и, сделав книксен, поспешно удалилась. Затем Корней Корнеевич снова перевел взгляд на меня.
— Вот и лады, — одобрил он мое решение и придвинул к себе рукопись: – Сколько, говоришь, осталось?
— Три небольших главки, — прикинул я, — страниц, наверно, пятнадцать.
— Так делов-то! Больше разговору!
Так уж обычно бывает: один раз дав слабину, трудно дальше стоять на своем.
— Хорошо… — после некоторых колебаний согласился я, — Хорошо, закончу. Но только эту, первую часть. Мне нужно три дня. А потом…
— Ну, «потом»!.. — перебил Корней Корнеич. — До «потом» еще дожить надо. Тогда и решим.
— Я уже все решил. (Ах, не было уже в моем голосе этой решимости!)
— Ладно, ладно, — миролюбиво согласился маршал. — Иди пока, спи-отдыхай.
Что-то я еще хотел ему сказать из того, что заготовил по дороге сюда, но все те слова как-то мигом выветрились из памяти, да и Корней Корнеевич смотрел уже не на меня, а на полковника, стоявшего у зашторенной карты.
— Продолжать? — спросил тот.
— Ладно, успеется, — отозвался Снегатырев. — От работы кони дохнут, иногда маленько и отдохнуть надо. — С этими словами он, к моей полной неожиданности, достал из-под стола аккордеон, повесил его на плечо и вдруг весьма недурственно заиграл знакомую мелодию.
Уже было двинувшись к дверям, при этом действе я, удивленный, приостановился. Даже гипсовые мыслители, казалось, смотрели сейчас в ту сторону.
После первого проигрыша аккордеона сидевший за столом совсем юный подполковник с готовностью затянул превосходным тенором:
И тут же отлично слаженный хор генералов подхватил:
хорошо поставленным голосом выводил пожилой генерал-лейтенант.
