он сделал вывод, что их логово находится в другом секторе. Позже он пишет, что логова должны быть многочисленны, ибо инфицированные разбились на множество крупных стай.
После того как все трупы оказались сожраны, среди инфицированных вновь вспыхнул голод. Закончился он кровавыми стычками и каннибализмом. С тех пор они нападали друг на друга, и победители пожирали побежденных. Тем временем вирус продолжал мутировать. Здесь, в лабораториях контроля генетического качества семенного и племенного материала, имелись нужные реактивы, а также устройство для забора воздушных проб с улицы. Исследовать вирус хозяин дневника не мог, для этого у него не имелось необходимых средств, но он имел возможность следить за состоянием вируса и фиксировать его изменения. — Она указала на лабораторный стенд с пробирками: — Это результаты его тестов, он делал практически то же самое, что и я, только подробнее и более тщательно. Даже по цвету пробирок можно получить представление о том, как менялся вирус. Вот здесь реагент красный. Это первоначальный штамм, вызывавший у лигов и людей смерть от катастрофически высокой температуры тела, он, как я уже сказала, красный. Далее розовый, первая мутация вируса, она ещё имеет инкубационный период, но уже убивает своих жертв мгновенно. От неё умер тот самый солдат, что получил его вместе с ранением. Затем следует жёлтый цвет. Именно эта мутация вируса перестала убивать людей, но необратимо деформировала их психику, превратив в жестоких кровожадных монстров.
Спустя несколько недель вирус мутировал вновь, — она кивнула на стенд. — Голубые пробирки. Укрывшиеся здесь люди вели круглосуточные дежурства на проходной у выходного шлюза, у мониторов камер внешнего наблюдения. Они заметили, что инфицированные стали избегать яркого света и всячески стремились разрушать любые источники освещения. Где-то в этот момент одному из людей приходит в голову идея воспользоваться этим. Он агитирует остальных выйти из гермокорпуса, пересечь весь Центр и добраться до ангаров военной техники. Он убежден, что сможет завести танк, и они получат возможность передвигаться, не опасаясь инфицированных каннибалов. Инициатор считал, что на танке они могли бы добраться до нашего Центра, надо было лишь запастись горючим и питьевой водой. Хозяин дневника выступил категорически против, но остался в меньшинстве. Его сестра и остальные выбрали солнечный день и покинули этот корпус. Огромная толпа инфицированных разорвала их в трехстах метрах отсюда, он видел эту жуткую кровавую трагедию на мониторе внешней камеры. С того дня он остался здесь один, и записи идут с большими промежутками. Они почти не несут информации, только выражают глубочайшую депрессию и тяжелую психическую травму. Он всё ещё надеется спастись и видит свой единственный шанс в том, чтобы подать сигнал бедствия другим Центрам, но не знает, как это осуществить.
В общей сложности он провел в одиночестве три месяца. За это время вирус мутировал в последний раз, либо дальнейшие его мутации не представляют собой кардинальных изменений. Во всяком случае, химические индикаторы стали давать синюю окраску, и сейчас, спустя четырнадцать лет, дают именно её. Мои тесты проб по цвету ничем не отличаются от его тестов. — Виолетта достала из саквояжа пробирку с синей жидкостью и поднесла её к последним пробиркам, стоящим на лабораторном стенде.
— Как видите, визуальной разницы нет, — прокомментировала она. — К тому моменту уличного освещения в Центре уже не было, ночная подсветка камер видеонаблюдения по непонятным причинам не функционировала. Вероятно, её разбила беснующаяся толпа, когда осаждала гермокорпус. Инфицированные появлялись всё реже и только ночью, наблюдать за ними стало проблематично, и он не смог понять, что принесла последняя мутация вируса. Тогда он изолировал в тестовом боксе курицу, заразил её вирусом и три недели наблюдал за ней. После чего пришел к выводу, что вирус изменился настолько, что перестал представлять опасность. Эпидемия закончилась.
— То есть как?! — Малевич аж соскочил со стола, на котором сидел. — В смысле, закончилась?!
— В прямом. — Виолетта достала последний лист целлулоидного дневника и прочла вслух: — «Вирус безвреден. Три недели тщательных наблюдений доказали это. Вчера и позавчера я дважды выходил на улицу. Воздух отвратительно смрадный, но в остальном безвредный. Жаль, что Ксения не дожила до этого часа. Теперь я могу выйти отсюда! Надо немедленно попасть в центр правительственной связи и послать сигнал „SOS“! Возможно, мне даже удастся провести сеанс связи с кем-нибудь и рассказать, что здесь случилось. Меня обязательно спасут, никто не откажется от моих куриц и пшеницы. Главное, не терять времени, спутник проходит раз в шесть часов, и я не знаю графика. Поэтому необходимо идти прямо сейчас, пока полдень и инфицированные не выходят на улицу. Я не видел ни одного из них вот уже месяц, но рисковать перед самым спасением глупо, потому иду прямо сейчас». — Она подняла голову: — На этой записи дневник заканчивается. Ниже есть плохо разборчивая подпись: «Младший научный сотрудник эпидемиологического отдела Новосибирского ЦСГР Хазанов М. А.».
— Упс! — хмыкнул Ершов. — Это же наш первый клиент! Парень добрался до Центра Управления, а связи-то и нет. Вот незадача! Его хрупкая интеллигентная психика и не выдержала. Что ж, раз эпидемии больше нет, это сильно облегчает задачу. И таскаться с этой бандурой за спиной больше не придется. Всё, возвращаемся к ГЭС! Мы свою работу сделали.
Штурмовой взвод вышел на улицу, люк гермокорпуса закрыли и пришли к выводу, что блокировать его не имеет смысла. Скорее всего, серьезная экспедиция прибудет за органикой не позднее, чем через неделю. Вокруг стояла ночь, и пришлось освещать дорогу ручными прожекторами. Несмотря на теперь уже полное отсутствие какой бы то ни было опасности, Ершов всё равно разбил взвод на части и отправил вперед разведчиков. К счастью, на этот раз до абсурда он доводить не стал, и впереди идущие удалились от основного отряда лишь на пару десятков метров.
Обратная дорога давалась Виолетте гораздо легче, и она не стала кривить душой перед самой собой: это жуткое место она покинет с удовольствием, Ершов снова прав — они своё дело сделали. А она даже захватила с собой по одной пробирке каждого цвета из коллекции Хазанова, пусть Шаро будет милостива к его несчастной душе! Занятая своими мыслями, Виолетта не заметила, как отряд добрался до сектора президентской администрации. Оглянувшись на оставшийся позади гермокорпус, ставший последним пристанищем Хазанова, она подумала, что обязательно укажет в отчете, где находятся его останки, и потребует, чтобы их достойно кремировали…
— Назад!!! — радиоэфир зазвенел от истошного вопля, перекрываемого грохотом автоматных очередей. — Они здесь!!! Наждак, слева!!!
— Беглый огонь!!! — заорал Ершов. — Бармалей, свет! Второе отделение — гранатами…
— Сзади!!! А-а-а-а!!! — перебил его чей-то крик, и где-то совсем близко затрещали автоматы.
Виолетта испуганно завертела головой, и вопль ужаса застыл у неё в груди. Она увидела инфицированных. Огромная толпа, словно грязное живое море, не произнося ни звука, рвалась навстречу отряду, заполняя собой всё пространство между двумя гермокорпусами. Полуголые, в обрывках грязного истлевшего тряпья, костлявые и лысые, существа с впалыми глазами на перепачканных кровью лицах, ничем не напоминали людей, которых она привыкла видеть на улицах Центра. Грязная серокожая масса быстро приближалась, и разведчики бежали от неё к основному отряду, уже ведущему по толпе прицельный огонь. Свет тактических фонарей бил кровожадных существ по глазам, они с яростным хрипом дергали головами, закрываясь руками от лучей и падали наземь. Но задние ряды перепрыгивали через них и бросались к людям с удвоенной силой. В эфире звучали вопли борьбы и боли, надрывно сипел предсмертный хрип. Кто-то схватил Виолетту за руку, и она закричала от страха.
— Бросай чемодан! — это оказался Репей. Он ударом ноги выбил у остолбеневшего Малевича её саквояж и потащил Виолетту за собой. — Быстрее! Бегите!!! Не останавливаться!
Они одновременно рванулись за штурмовиком, и Виолетта оглянулась на бегу. Позади молчаливая масса инфицированных была в каком-то десятке шагов от неё. Ощеренные в беззвучном оскале гнилые зубы, хлопья желтой пены, вырывающиеся из перекошенных злобой ртов, и налитые стеклянным бешенством глаза, лишенные бровей и ресниц, нацеленные ей точно в горло. Несколько бойцов уже были сбиты с ног, и полуголая толпа облепила их, вцепляясь зубами и ногтями в резинопластик скафандров. Между Виолеттой и бесшумно беснующейся массой осталось лишь трое штурмовиков, пытающихся сдержать инфицированных светом тактических фонарей и огнем в упор.
— Всем отходить ко мне! — кричала рация голосом Ершова. — Бармалей, прожектор вперед! Наждак, свети назад! Гранатами, по средним рядам, огонь! Сдерживать их фонарями! Первое отделение, бегом!!!
Виолетта бежала изо всех сил, расширившимися от животного ужаса глазами глядя на летящие навстречу пунктиры трассирующих пуль и лучи ручных прожекторов, прорезающие ночной мрак. Их свет
