истощенные голодом, комиссар сострадал, но не унывал, своим поведением как бы говорил: «Человек все победит!»
Первые снаряды разорвались в рядах десантников – черные воронки на лугу. И тут же ударили тяжелые минометы из Горшковиц. Радисты доложили:
– Лыжники Жука застряли на берегах Чернорученки – скаты ледяные!
– Шишкин, уточните задачу Струкова! – Командир бригады говорил отрывисто, резким тоном. – Правым крылом атаки он ближе к Большому Опуево. Пусть поможет Жуку. Заминировать дорогу на Горшковицы и зимник на Козу. Двух взводов хватит. Жуку одной усиленной ротой навалиться на Малое Опуево. В мешок взять гарнизон! И пусть не толкутся кучно, как овцы на водопое!
«Предупредить бы о том, чтобы не задерживались в деревнях! – Подумал комиссар и остановил себя: – Знают комбаты, зачем лишний раз нервировать?» И все же крикнул:
– Забрать продукты и уходить в лес!
Комбриг Тарасов согласно кивнул головой и не задержал комиссара.
Получив уточненную задачу, роты правого фланга 2-го отдельного батальона повели решительное наступление на Большое Опуево, крайние избы которого были в пределах видимости из Малого Опуева.
По данным бригадной разведки, у немцев здесь были склады продовольствия и боевых запасов. Как полагали в Валдае, тут и штаб дивизии СС.
Капитан Струков знал, что гарнизоны противника отлично вооружены. Немцы успели занять и укрепить выгодные позиции, имеют в достатке припасов. Со стороны болота Невий Мох Большое Опуево обнесено деревянно-ледяным заграждением. Дорога, ведущая через Козу на Демянск и через Подсосенки на Добросли, пристреляна заранее. За Чернорученкой – минометная батарея фашистов. Огнем артиллерийских батарей Глебовщины можно накрыть все подходы к деревенькам. Капитан строил ряды атакующих. Но он также знал, что в разгар боя самые лучшие планы часто сминаются и все решает сметка рядового исполнителя. На своих десантников Алексей Николаевич надеялся, верил в них.
Лыжники, увязая в снегу и путаясь в валежнике, с рубежа атаки кинулись вперед изо всех сил. А сил-то было с гулькин нос: многие не добежали до изб!
В рассветной мгле десантники выбирали кратчайший путь к огневым точкам противника. Минометчики Ивана Зайцева из «малюток» били по густым вспышкам выстрелов. Вот уж смельчаки хлестали огнем в окопах фашистов, орудовали прикладами и финками. После удачного боя с вражеской засадой в ночь на 14 марта 1942 года каждому лыжнику МВДБ казалось, что он способен сделать невозможное. И не только казалось. Красные лыжники перешагнули грань возможного. Они имели на руках гранаты и стрелковое оружие: винтовки и кое у кого автоматы. Немцы же – артиллерию, бронемашины, крупнокалиберные пулеметы, минометы всех калибров, укрепления и отлично сработанную связь. И все же в ту рассветную пору враг растерялся, стал пятиться под напором десантников из западной части Большого Опуева в сторону Черного Ручья и Горшковиц. На большой скорости проскочили две легковые машины, надо полагать, удирали штабники СС.
Ожесточение предрассветной схватки нарастало. Бой шел в отдельных очагах, вокруг дзотов. К фашистам по зимнику – саперы не успели заминировать дорогу – подоспела подмога из Добросли. Враг отчаянно пытался вытеснить десантников из села на берег речки, на голое место, под разрывы мин и снарядов.
Осколками мины перебило ноги командиру батальона капитану А.Н. Струкову. В тяжелом состоянии он был перенесен в сарай над обрывом Чернорученки. Санитар перетянул ноги по бедрам жгутом, чтобы уменьшить кровотечение. Остаться раненым в строю искони в русской армии считалось геройством. Комбат-2 из МВДБ продолжал руководить боем. Связь со штабом бригады нарушилась: пулями и осколками повредило рацию. Донесения он посылал со связными. Из рот докладывали нарочные.
Саперы 2-го отдельного парашютно-десантного батальона проникли на неприятельский склад и заложили заряды. Так ахнуло – взрывной волной гнуло сосны, как в бурю. Вырвало рамы в ближних избах, повалило заборы…
На Большое Опуево градом повалились снаряды – зенитчики, охранявшие аэродром Демянска, вступили в бой. Чадные султаны взрывов вспыхивали на дороге, на улицах, по берегам речонки.
Немецкие командиры гнали подкрепление на машинах по зимнику в Большое Опуево. Десантники из засады подожгли бронетранспортер – закупорили узкий путь. С рассветом враг осмелел, и потери лыжников МВДБ возросли. Раненых парашютистов переносили в сарай, к комбату А.Н. Струкову.
Над лесом, огибая Большое Опуево, пролетела «рама» – оглядывала поле боя. Летчик сделал круг над селом. Самолет скрылся, а снаряды стали ложиться прицельно, очевидно, авиатор скорректировал огонь.
Оценив обстановку и выслушав разведчиков, искавших в селе склады с продовольствием, капитан Струков отослал связного в штаб бригады: «Гарнизон разгромлен. Несу большие потери. Продуктов тут не нашли». Не дожидаясь ответа, согласно приказу на опуевскую операцию, комбат-2 распорядился тщательно перевязать раненых, собрать документы убитых немцев и съестные припасы врага. Затем приказал батальону отходить в лес, в заранее условленный район диких урочищ Невьего Моха.
Алексей Николаевич оставил с собой санитара и сержанта Ивана Карасева, бывшего колхозника из вятской деревни. Сержант и еще несколько бойцов из его отделения заняли круговую оборону, взяв под защиту раненых товарищей и своего командира.
– Отвлекайте немцев на себя! – требовал капитан Струков.
Он подполз к распахнутым воротам и тоже палил из автомата, рядом лежал Иван Мелехин, успевая заряжать диски и попеременно подавая их комбату, менял автоматы.
Уже укрылись в сосновой гущине отходившие от Опуева роты и взводы. Немцы, казалось, успокоились. Затихла пальба. Умолкли зенитки в Глебовщине. Трещало пламя на месте склада боеприпасов…
Десантники, оставшиеся в сарае, посчитали гранаты, перебрали патроны в подсумках, поправили повязки. Разгоряченные боем, они не ощущали холода. Не замечали они и рассветной зари, что окрасила небо над лесом.
Из Малого Опуева доносились одиночные выстрелы. Струков прислушался к ним, стараясь выделить свои. Он надеялся, что напористая атака здесь помогла Жуку переломить ход схватки там, в Малом Опуеве. Убедившись, что перестрелка замирает, Алексей Николаевич прислонился к стенке, нашарил планшетку, вынул листок бумаги и лихорадочно царапал карандашом:
«Ирина, будь счастлива. Не моя вина, что не дожили, не долюбили. Целуй всех! Твой навеки Алеша».
Адрес писал, отогревая пальцы дыханием: «Орджоникидзевская железная дорога, станция Карамык, Степная улица, дом 64».
– Спрячь, Иван, подальше! – Алексей Николаевич сложил бумажку вчетверо и подал ее Карасеву. – Если что… съешь, чтобы немцам не досталась. Смотри, сержант!
– Да выручим мы вас, товарищ капитан! Вишь, притихли. Сейчас проберемся к речушке – укроет берегами. Уйдем к своим, вот увидите! – Иван Мелехин, отчаянный пермяк из Верещагинского района, щурил глаза, высматривая путь из сарая. В бою он прикладом укокошил здоровенного ефрейтора, отобрал его «шмайссер». А от осколка зенитного снаряда не уберегся – нога неподвижна.
Из леска, со стороны Малого Опуева, оглядываясь и пригибаясь, пятились одиночные солдаты в темных шинелях – ускользнули от огня десантников. Капитан видел в смутном мареве раннего утра, как по огородам ползла цепь гитлеровцев, окружая сарай. Ползла без выстрелов, тишком. Лишь борозды оставались снежные. Не стреляли и отступавшие враги из Малого Опуева, очевидно, обманутые тишиной в селе.
– К бою, товарищи! – просто сказал Струков, переводя автомат на стрельбу очередями.
Раненые и здоровые лыжники, рядовые и командиры, равные в этот смертный час перед Родиной своим долгом, заняли позиции, выцеливая врага по своему усмотрению. Забылось и про холод, и про голод, и про далекий дом – одно на уме: не подпустить близко немца!..
Из крутого русла речушки, укрываясь за кустарниками и проворно работая локтями, полз десантник в порванном балахоне. Лицо покраснело и алым пятном выделялось на снежном фоне. Уже рассвело, и
