11
Очень странно сейчас у Кати на душе. От радости это, что ли? Так вот как оно бывает, когда захлестывает радость и даже голова идет кругом?! А как пылает лицо! Совсем как дома в храмовой праздник, когда все ребята катались на карусели. Кати каждый год бегала с Надьхаю на карусель. Та карусель была не электрическая, не такая, как здесь, в Веселом парке, — там ребята сами становились в серединку и крутили карусель. Десять кругов прокрутишь — садись кататься. Кати всегда выбирала коляску, а Надьхаю больше любил на лошадке. Ох, как она вертелась, эта карусель, и как кружилась от быстрого движения голова! Вот как сейчас…
Все было именно так, как представляла себе Кати заранее. Впрочем, нет, все-таки не совсем так.
Все выступавшие должны были собраться в классе к половине четвертого. Организационному комитету и звену имени Лайки[12] тетя Дёрди велела установить в гимнастическом зале стулья и принести два красных бумажных мешка. В мешках были подарки. Эти мешки красили всем классом в пятницу после уроков. Просидели до шести, но зато всё закончили. Като Немеш даже нарисовала на каждом мешке по чертику. Вышло просто замечательно! У одного, правда, рожки немного смазались, но это было видно, только когда подойдешь совсем близко. Кати тотчас решила про себя, что близко подходить не надо. Гм, оказывается, эта зануда Като на что-то способна! Кати предложила художнице новенькую тетрадку, если она нарисует ей маску черта. Немеш сказала, что нарисует, но только после праздника, а тетрадки ей за это не нужно, у нее и своих достаточно. Подарки укладывали тоже сообща. Деньги дал родительский комитет, и каждому из ребят досталось по два маленьких пирожных и по пяти кусков постного сахара. Все это они упаковывали в целлофановые пакетики и перевязывали тоненькой ленточкой.
С самого утра только и было речи, что о подготовке к празднику. На первой же перемене к Кати подошла Марика.
— Ты после уроков свободна?
— Ага.
— Останься тогда, будем готовиться к празднику.
— Не останусь.
— Почему?
— А меня не звали.
— Так ведь никого не звали, это просто задание для нашего отряда, а ты еще не вступила, поэтому я говорю тебе отдельно.
— Феттер небось будет против…
— Во-первых, какое тебе дело до Феттер, во-вторых, нас в оргкомитете трое. Кладек, поди-ка сюда на минутку. Пускай Кати тоже останется после уроков, верно?
— Конечно, пусть останется! — заорал Кладек во все горло, словно не в пяти шагах стоял, а кричал из соседней школы.
А вечером тетя Дёрди перед всем классом сказала, что самой прилежной и расторопной оказалась Кати. Это было в пятницу. А в субботу…
Прежде всего в субботу никого не спрашивали. Все взвыли от радости, когда тетя Дёрди объявила, что спрашивать она сегодня не будет, потому что вчера все долго работали в школе, а после уроков как- никак будет праздник. Кати тоже покричала вместе со всеми, но только для порядку: впервые в жизни она честно выучила урок по географии и вчера вечером, уже в половине девятого, постучалась к тете Лаки, чтобы она послушала.
«Что там у вас? Уж не беда ли какая?» — испуганно вскинулась тетя Лаки, увидев Кати. Она собиралась ложиться и как раз парила ноги.
«Пожалуйста, послушайте, я вам расскажу урок по географии!» — Кати сунула ей в руки учебник.
«Совсем девка спятила!» — удивленно воззрилась на нее тетя Лаки, но сама уже нашаривала рукой очки, которые тут же и водрузила на нос.
Кати протрещала всё без запинки.
После урока она не выдержала и в коридоре догнала тетю Дёрди.
«Я сегодня выучила географию!» — шепнула она и заглянула учительнице в глаза с такой готовностью, словно тут же собралась отвечать.
Тетя Дёрди рассеянно кивнула и сразу, увидев тетю Луизу на лестнице, окликнула ее и заторопилась. Кати она так ничего и не сказала. Хорошо еще, что Надьхаю не видел всего этого. Он бы сейчас подмигнул Кати, подтолкнул ее локтем и сказал: «Ну, говорил же я, что учиться — даром время терять! Уж если и делать что-нибудь лишнее, так во всяком случае не уроки». В эту минуту Кати была согласна с Надьхаю целиком и полностью.
Но дома дурное настроение исчезло. Она протанцевала разок по кухне, вытащила из-под стола самую большую кастрюлю, налила воды и поставила ее на газ. Дома никого не было. Шаньо придет позднее, папа тоже — он еще за продуктами зайдет после работы и готовить сам будет: Кати сегодня выступает!
Выступает! От волнения она не могла заставить себя съесть даже яичницу из двух яиц, хотя в другой раз из трех съест — не заметит. Она так и оставила яичницу, не справившись; ничего, Шаньо придет — доест. Потом взяла большой таз, сполоснула его, налила воды и вымылась вся, с головы до ног. А ведь утром она тоже помылась. Если бы это видел Руди! Да он бы целый год не давал ей проходу!
Кати надела белую блузку. Тетя Лаки выстирала ее, выгладила, даже накрахмалила. Блузка так славно, чисто пахла! Темно-синюю юбку в складках, купленную ей еще в самом начале года, Кати с утра уже вычистила, попросив у тети Лаки щетку, и повесила на оконный шпингалет. Когда юбка была надета, дошла очередь и до волос. Кати туго заплела их в косы и повязала белыми лентами — то был подарок Шаньо. Кати думала, что язык проглотит от удивления, когда Шаньо сунул ей в руки маленький сверточек. В нем оказались широкие белые ленты. Шаньо, конечно, ничего не сказал, но Кати знала, что это за дядю Гараша. Шаньо заходил к ним, и дядя Гараш обещал с первого января устроить его на свой завод. Шаньо уже успел побывать на заводе, и ему все пришлось там по душе.
Кати взобралась к зеркалу. Для этого ей понадобилась скамеечка, иначе ничего не было видно. Уж лучше бы тетя Бёшке повесила зеркало сразу на второй этаж, получилось бы не намного выше. В зеркале отражалась на редкость аккуратная девочка. Ослепительно белая блузка особенно подчеркивала смуглую кожу лица. Правда, Кати предпочла бы быть такой же беленькой, как Феттер, только, конечно, без веснушек. Впрочем, Персик тоже очень смуглая, почти как сама Кати. Они как-то сравнивали цвет своих рук, и Персик сказала, что летом она гораздо темнее.
В половине третьего Кати была совершенно готова. Участникам концерта следовало собраться в классе к половине четвертого, но Кати уже не в силах была усидеть дома. Она решила сбегать еще раз к Этуке — благо, время позволяет — и спросить, придет ли она на праздник. Правда, Кати спрашивала ее об этом ежедневно, а вчера даже дважды. Этука в конце концов не выдержала и сказала, что выплеснет на Кати свой кофе, если та опять заведет речь о том же.
Этуки в эспрессо не было. По субботам она кончает в два, Кати совсем забыла! Кати растерянно потопталась у стеклянной телефонной будки. Похоже, напрасно она расстегнула свое пальтишко, — но нет, Марика все же заметила! Зимой Марика обслуживала столики, а в летний сезон стояла у стойки, отпускала мороженое. Это ведь она наградила Кати той первой порцией мороженого, на которую ей дала чек Этука.
— Какая ты сегодня нарядная, Кати! — воскликнула Марика. — А ну-ка подойди, дай я погляжу на тебя! — Она вынула изо рта два чека, наколола их на длинный гвоздик, что торчал на стойке, и даже повертела Кати, так она ей понравилась. — Хочешь взбитых сливок? — спросила девушка и, не дожидаясь ответа, собрала их ложечкой с большого подноса.
Быстро поедая лакомство, Кати рассказала Марике, что будет сегодня выступать, потому и нарядилась так. Этот разговор напомнил ей об Этуке.
— Она мне ничего не передавала? — тревожно спросила она.
— Нет. А что она должна была передать?
— Ну, что придет сегодня в школу.
