Раздался стук.
Утром Кати тоже послышалось, будто стучат в кухонную дверь. Она выскочила из теплой постели и босиком побежала на кухню. Холодный каменный пол так и обжигал пылающие ступни; она поскорей отворила дверь. Никого не было. Только ледяной ветер вздул, словно парус, ее старенькую ночную рубашку. Если бы доктор Шош узнал о том, что она с температурой тридцать восемь и пять почти голышом выбегает на холодный декабрьский ветер! Но папа утром должен был позвонить в школу. Кати заставила его поклясться, что он обязательно позвонит, не то ведь тетя Дёрди подумает, будто Кати опять прогуливает, а она лежит дома, и у нее температура, воспаление легких. Если тетя Дёрди узнает, что Кати больна, она, конечно… Нет, все-таки никто не стучал. Кати поплелась обратно в постель.
Но сейчас определенно стучат. Наверняка кто-то пришел! Кати распахнула дверь. На пороге стояли Персик и Кладек. У Пишты в руках была маленькая красная кастрюлька. Персик быстро вошла и, ругая Кати на чем свет стоит, заставила ее нырнуть в постель. Кладек следовал за Марикой по пятам. Поправляя Кати подушку, Персик сердито обернулась к Пиште:
— Ну зачем ты притащил суп ей в постель? Сейчас же неси на кухню и поставь там на стол!
Какой решительной может быть эта ласковая Марика!
— Это мясной бульон, моя мама сварила, нужно только подогреть, — сказала она Кати. — У вас в какую сторону газ открывается?
— Я поела уже, — отозвалась Кати. — Тетя Лаки принесла мне манную кашу.
— Все равно должна съесть. Мама сказала, что от этого ты поправишься. Ну, говори же, куда повернуть?
Голос Кати прозвучал глухо, она была совсем растрогана:
— В ту сторону, где зайчик. Видишь, висит над ящиком? Раньше там еще и лев висел, но его содрал Шаньо.
Горячий крепкий бульон пришелся Кати по вкусу. К тому же бульон был с вермишелью, которую Кати очень любила.
А Персик тем временем…
Сперва она огляделась. Кажется, ей не очень понравилось то, что она увидела, потому что косы ее так и запрыгали, словно кто-то руками всплескивал да приговаривал: «Ну и ну!» Правда, говорить этого Марика не говорила, но думала.
В комнате было тепло, железная печурка совсем раскалилась. Папа затопил еще перед тем, как идти на работу, и попросил тетю Лаки днем подбрасывать дровишки. Тетя Лаки, когда принесла манную кашу, насовала в печку дров до отказа, но тут же и убежала: у нее сегодня было много стирки, она ведь весь дом обстирывала. Перед печуркой набралась уже целая горка золы. Папе в голову не пришло собрать ее, а тете Лаки было некогда. Персик пошла на кухню разыскивать кочергу, веничек и совок. Кати уже решила, что она ушла совсем, — так долго ее не было. Но Персик вернулась.
— Да где же у вас кочерга? — воскликнула она, чуть не плача от досады.
— А мы отдали ее на время доктору Шошу. Вчера он был здесь, прописал лекарство, а потом увидел кочергу и попросил, потому что у нас очень красивая и совсем новенькая кочерга, — громко ответила Кати, но тут же пожалела, что солгала. «Ну ладно, вот только выздоровлю, — расстроившись, думала она, — сейчас же уговорю папу купить кочергу».
— Ну, а совок? — не успокаивалась Персик.
— Он под ящиком. Только не такой, как у вас. Он из картона. Там же и веник, если тебе нужно.
Персик вышла, тотчас вернулась, очень важная и озабоченная, и прикрикнула на Пишту: нечего, мол, стоять разинув рот, берись за тряпку, пыль вытирай! Любому другому крепко досталось бы от Пишты, попробуй кто сунуть ему тряпку в руки, но Персик — другое дело. Он даже со стен пыль смахнул. Кати с постели во все глаза смотрела на невиданное зрелище. Персик даже стол отодвинула, когда подметала, даже из-под шкафа умудрилась пыль вымести. Пыль вылетала оттуда большими пушистыми клубками. Кати все удивлялась, — ведь вон что делает! Наверное, у мамы научилась.
— А тряпка для пола? — строго спросила Персик.
— Зачем это? — удивилась Кати.
— Протереть пол надо.
— Нету. — Черные, особенно блестящие от высокой температуры глаза Кати смотрели печально. Господи, как многого еще у них нет!..
— Ну ладно, в следующий раз я принесу с собой. И пасту тоже. У вас будет пол такой же, как наш, — пообещала она. — А когда у тебя спадет температура, будем вместе заниматься, чтобы ты не очень отстала.
Кладек стоял посреди комнаты и размахивал тряпкой. Положить ее он не решился, Персик и так сердилась на него, что он игры затевает, когда еще дело не сделано: поймал таракана и хотел упрятать его в спичечную коробку! Кати смеялась до слез, но Персик очень рассердилась.
Было уже четыре часа, когда они все закончили. Персик подошла к Кати:
— Ну, до свидания, нам пора. Завтра придут еще двое. Да, тетя Дёрди передавала привет, сказала, чтоб ты скорей выздоравливала. И все ребята тоже привет передавали.
Поднявшись на колени, Кати с кровати следила, когда в воротах покажутся Персик и Пишта. Кладек шел, прижимая к себе красную кастрюльку.
Лишь позднее узнала Кати, как и почему они приходили к ней…
В понедельник последним уроком была гимнастика. Когда тетя Луиза пришла за ними, чтобы отвести в зал, многие — особенно те, у кого всегда ушки на макушке, — заметили, что тетя Дёрди о чем-то с ней пошепталась. А ведь обычно в это время тети Дёрди нет и в помине, — все в классе знали, что тетя Дёрди учится в университете и по понедельникам уходит домой пораньше, чтобы позаниматься. Об этих ее занятиях — учительница, а сама тоже учится! — не раз заходил у них разговор с самой тетей Дёрди. Она рассказывала им, что учиться нужно всегда, всегда повышать свои знания, если не хочешь отстать от жизни… И вот — она не ушла, осталась. Больше того! Тетя Луиза опять спустилась вниз, а тетя Дёрди вошла в класс. Поправив очки, она сказала:
— Сегодня гимнастики у вас не будет, сегодня мы должны серьезно поговорить.
Большинство тотчас насторожилось — ребята чувствовали, что речь пойдет о чем-то очень важном, — однако несколько мальчиков, в том числе Коняшка и его сосед Тизедеш, стали ворчать: они ведь дождаться не могли урока гимнастики, потому что тетя Луиза обещала разрешить им поиграть в футбол.
— Речь пойдет о Кати Лакатош, дело это очень серьезное. Но если кому неинтересно, можете собрать вещи и идти по домам, — сказала тетя Дёрди.
Никто не ушел.
И тетя Дёрди рассказала все: что Катина мама умерла и что росла Кати в далекой провинции, где обстановка была такая, что никто не мог там научить Кати, какой должна быть и как должна вести себя хорошая девочка. Поэтому она и дралась, и грубо разговаривала, поэтому была неаккуратная и даже, поначалу, ходила чумазая.
Феттер подняла руку:
— Тетя Дёрди, а мне мама говорила, что цыгане все такие. Кати ведь тоже цыганка!
— А что это такое — цыганка? — строго спросила тетя Дёрди.
Феттер смешалась и поскорей села на место.
— Встань, Аги, я ведь тебя спрашиваю.
— Ну… у них кожа темная…
— Марика, какая у тебя кожа летом? — спросила тетя Дёрди.
— Тоже темная, — ответила Марика.
— Еще у них волосы черные, — пробормотала Феттер.
— Разве у Кати черные волосы? — спросила тетя Дёрди, обращаясь ко всему классу.
— Нет, просто темные, каштановые, — хором загудел класс.
— А у Илдико Ружи какие?
— Черные, — снова отозвался хор голосов.
— Она грязная, — неуверенно проговорила Феттер. Ей почему-то хотелось плакать.
