— О, конечно, я вам верю, — вдохновенно заговорила я. — Но, видите ли, я вовсе не ищу свободное место. Я иду за своим чемоданом, я оставила его… там, через два вагона отсюда.
— Ну, мэм, так я с радостью помогу вам. Вы только опишите, какой у вас багаж, я за ним сбегаю.
Поезд снова дернулся.
— Вы его сразу заметите, это очень заметный чемодан, он, видите ли, красного цвета. Ярко-красный бархат. Я оставила его на последнем сиденье через один вагон отсюда. Я… я прощалась с сестрой… и, знаете, так была огорчена расставанием, что пошла куда-то и забыла обо всем на свете. Ну что я за простофиля! А вы и правда так добры, что можете принести его мне?
Нахлобучив котелок на голову, он коснулся его рукой:
— С удовольствием, мэм. А вы благоволите пройти вот сюда, чтобы место тем временем не заняли, — я мигом вернусь с вашим чемоданчиком.
Не успел он скрыться в соседнем вагоне, как поезд зашипел, дернулся, раздалось громкое лязганье металла, и в открытую дверь вагона я увидела, что билетная касса проплыла мимо. Я огляделась — на меня никто не смотрел. Я сняла шляпу, сунула под мышку, спустилась по ступенькам и остановилась на самой нижней. Поезд набирал ход — если я не решусь и не спрыгну прямо сейчас, будет слишком поздно. Я прыгнула и сумела устоять на ногах — вот и прекрасно, мне совершенно не хотелось привлекать к себе внимание.
На платформе все еще было людно, местные жители прощались с отъезжающими, всюду сновали носильщики. Укутавшись в плащ и накинув на голову капюшон, я поспешила прочь, на этот раз не через кассовый зал, а кругом, невольно улыбаясь при мысли о том, как
Выйдя с перрона, я бросила прощальный взгляд на Дрозда и двуколку. Старый наш добрый мерин спокойно стоял там, где я его оставила. Бедняге предстояло провести долгую ночь на морозе, от мысли об этом на глаза у меня навернулись слезы, жаль было Дрозда и стыдно, что ему придется вытерпеть все это по моей милости. Мне вспомнился и Тео, лежащий на холодной земле, с обледеневшими волосами, и, признаюсь, я пролила несколько слезинок, думая о нем.
Путь, который я так быстро проделала на двуколке (хотя, будучи неопытным возницей, старалась не гнать и ехать помедленнее), теперь, когда я шла пешком, растянулся на целую вечность. Прошло добрых двадцать минут, а я еще только добралась до окраины города. Я валилась с ног от усталости, потому что в это время обычно уже лежала в постели, а также и из-за всего, через что мне пришлось пройти в этот день: я, надрываясь, снимала тяжеленные камни и брусья с колодца, а потом водружала их обратно, таскала несчастного Тео, бегала, стараясь везде поспеть. Теперь же при одной мысли, что мне предстоит пройти десять миль или около того, колени делались ватными.
Вокруг было безлюдно, я вздрагивала от каждого звука. Каждое
Но хуже всего мне приходилось из-за безумной тревоги. Я внезапно оказалась в своем плане слабое место, из-за которого вся комбинация находилась на грани срыва. И поделать с этим я ничего не могла. Увидев, что Тео вовремя не пришел домой, его наставник и слуги неизбежно должны были выйти на поиски пропавшего ребенка. Не обнаружив мальчика возле своего дома, они, что вполне логично, направятся в Блайт-хаус, зная, что он там частый гость.
Я лихорадочно соображала. В каком положении я оставила Тео и где именно? Очевидно, люди Ванхузеров не пойдут в Блайт-хаус по короткому пути через лесок: в темноте это невозможно. Значит, они должны выйти по подъездной аллее на большую дорогу. Я понадеялась, что на аллее они сразу же наткнутся на тело. Но, даже зная, что Тео упал у обочины аллеи, я не могла вспомнить, достаточно ли близко он лежит. Если он находится слишком далеко, его могут просто не заметить в потемках, а тогда в поисках своего хозяина слуги доберутся до Блайт-хауса, погруженного во мрак, начнут стучаться в дверь и, не получив ответа, поймут, что ни прислуги, ни меня дома нет. Это их наверняка удивит, они же не знают, что всех слуг отослали из дому под благовидным предлогом. У них неизбежно возникнет мысль, что в Блайт-хаусе что-то случилось, что это, возможно, как-то связано с отсутствием Тео, потому что его пропажу и исчезновение всех обитателей Блайт-хауса едва ли можно счесть простым совпадением. Если же я наткнусь на них по пути домой, то не сумею объяснить, где и зачем была.
Я совсем выбилась из сил, и настал момент, когда я уже готова была махнуть на все рукой, просто лечь и уснуть прямо там, где стою, — и пусть меня найдут, пусть сделают со мной что хотят, мне было уже все равно. Но тут, подняв голову, я увидела слева от себя, всего в нескольких сотнях ярдов, трубы высокого дома за верхушками деревьев. Я поравнялась с имением Ванхузеров! До дому мне оставалось не больше получаса ходьбы.
Мысль о Блайт-хаусе, о Джайлсе и о том, что теперь наконец-то мы снова заживем по-прежнему, подстегнула меня. Я прибавила шагу и с бешено бьющимся сердцем пробежала мимо поворота на ванхузерскую аллею, каждый миг страшась наткнуться на слуг, которые ищут Тео. Но мне никто не встретился. Я оступалась и спотыкалась на каждом шагу, ноги уже почти не держали меня, и к тому времени, как я добралась до нашей подъездной аллеи, казалось, что прошла целая вечность. Но вот наконец и она! Я проковыляла по ней, черпая силы в мысли о том, что дом так близко. Очутившись в доме, первым делом я добрела до кухни, налила стакан молока, отрезала ломоть хлеба, толстый кусок сыра и, присев у кухонного стола, жадно проглотила все это, как будто ничего не ела много дней, да, собственно, так оно и было на самом деле.
Просидев так с полчаса, я почувствовав, что веки тяжелеют, и сказала себе: нужно вставать, а не то просплю здесь, пока не приедут слуги и не найдут меня, да и много чего еще может случиться. Открыв дверцу плиты, я поворошила угли кочергой, потом взяла шляпу мисс Тейлор, бросила ее в огонь и смотрела, пока ткань не превратилась в пепел, так что никто бы не определил, что именно здесь горело. Тогда я поплелась по коридору к подножию башни. Мурашки забегали по спине, когда я вспомнила, что случилось на лестнице днем. Я почти ждала, что увижу тень Тео, вытянувшуюся вдоль перил. Без него лестница показалась мне ужасно пустынной. Я перелезла через перила и поднялась. Все это время я гнала от себя мысли о Джайлсе, потому что все равно была бессильна что-либо изменить и как-то повлиять на происходящее. Однако в глубине души я тревожилась, что доза хлороформа могла оказаться слишком большой. Просто ужасно, если после всего, через что мне пришлось пройти, я собственноручно совершила то, чего боялась больше всего.
Поэтому, открыв люк и увидев, что Джайлс лежит на полу, я чуть не закричала от ужаса. Он лежал совершенно неподвижно и в свете луны казался бледным как труп. Несколько мгновений я не решалась подойти к брату, боясь, что самые худшие предположения оправдались. Но, приглядевшись, я увидела, что грудь его мерно поднимается и опускается, только тогда я и перевела дух.
Теперь мне предстояло как-то переправить Джайлса в его спальню и уложить в кровать. Я потрясла его, он пошевелился и что-то пробормотал, но я не смогла разобрать. Обхватив братишку сзади за плечи, я приподняла его и таким образом смогла подтащить его к открытому люку и уложить ногами к отверстию. Потом я спустилась на несколько ступенек, так что теперь высовывалась из люка по пояс, и немного подтянула Джайлса к себе. Какая же удача, что он такой маленький и легкий. Я потянула его за ноги и постепенно перетащила на ступеньки, так что он лежал на крутой лестнице чуть повыше меня.
В этот миг я чуть было не выпустила и не уронила Джайлса, до того напугал меня неожиданный резкий крик петуха. В самом деле, первые лучи алой зари уже коснулись неба, нужно было спешить, до появления слуг оставалось совсем немного времени. Мы сползали вниз медленно, по одной ступеньке. Я спускалась сама, затем подтягивала к себе братишку, и так мы добрались до первого пролета и лестничной площадки. Дальше все было намного проще. Я бережно опустила Джайлса на пол, поднялась наверх и захлопнула люк. Вернувшись к братцу, я подсунула под него плечо и понесла-повела его вниз по лестнице,
